Завоевание куртизанки - [56]

– Я вас ненавижу, – прошипела она.

– Это ты уже говорила. Повторение рискует надоесть.

– От повторения это не перестанет быть правдой, – со злостью сказала она.

Ее глаза сверкали от ярости и сдерживаемых слез.

Бог знает, что она в нем увидела. Конечно, он отбросил все остатки правил аристократического поведения. Он и раньше грубо с ней обращался, но сейчас это граничило с чем-то темным, и они оба понимали это. Кайлмор схватился за богато расшитый воротник ее платья.

Он на минуту вспомнил, с каким удовольствием выбирал это красивое платье у модистки. За эти деньги можно было выкупить из плена настоящего султана, но Кайлмор думал не об этом. Он был слишком увлечен, представляя, как будет смотреться этот яркий цвет на безупречной коже любовницы.

– Я не потреплю этого. – Ее дыхание стало прерывистым, а губы – влажными и блестящими от его яростных поцелуев.

– О нет, потерпишь, – проворчал он. – Ты потерпишь меня.

Один мощный рывок. Экстравагантное платье и сорочка были разорваны до талии. Ее великолепные груди обнажились.

Соски приподнялись и отвердели, соблазнительные, как спелые ягоды. Он склонился и коснулся губами одного розового бугорка. Она застонала, и даже ослепленный своей страстью, он расслышал в этом тихом звуке отчаяние.

Она была необыкновенной. Она была совершенством. Он провел руками по ее бедрам.

Он должен овладеть ею. Никаких отступлений. Никаких колебаний. Сейчас же. Демон в его душе стремился найти себе равного в демоне, которого она держит в узде в своей душе.

– Я не хочу причинять тебе боль, – пробормотал он с последним признаком заботы о ней.

– Вы причиняете мне боль уже тем, что существуете! – воскликнула она.

Не обращая внимания на ее слова, он с жадностью впился в ее губы.

Вопреки неистовому сопротивлению ее руки, как когти, впились в его голые плечи. Дикарь, прятавшийся в его душе, ликовал.

Он снова поцеловал Верити, лаская языком ее рот и заставляя отвечать тем же.

Она застонала и наконец ответила на его поцелуй. Он сорвал с себя одежду и, освободившись, полностью вошел в нее.

Она вздохнула. Он ощущал ее животворное тепло.

Он намеревался навсегда сделать ее своей собственностью. Он хотел показать, что действительно является такой бессердечной скотиной, каким она его считала. Но когда Верити приподняла бедра ему навстречу, сладость этой минуты обезоружила герцога. Прежняя жажда обладания и наслаждения просочились сквозь его безумие и укротили ненасытную похоть.

Его прикосновения невольно приобрели нежность, и вместо того, чтобы, как завоеватель, грубо овладеть ею, он замер, наслаждаясь прелестью этой минуты.

Ради этого он жил. Это стоило вечного проклятия за все грехи, которые он совершил против нее. Он бы прошел через все муки ада, если бы этот неописуемо прекрасный момент был ему последней наградой.

Он сохранял это блаженное состояние, насколько хватало сил. Затем пошевелился, каждым движением в глубине ее тела намеренно подчеркивая свою власть над ней. Верити вздохнула и, отпустив его плечи, обхватила спину.

Странно, но это принужденное объятие взволновало его. Он действительно был потрясен. Сильнее, чем ее искусными ласками в Лондоне. Она поглаживала его, следуя ритму движений, по спине, затем ниже. Кайлмор понимал, что Верити так погружена в этот вихрь чувственности и жажды удовлетворения, что не сознает, что ласкает его.

Пылавший в нем жар угрожал вырваться наружу, но Кайлмор боролся с собой. Ему было необходимо довести ее до экстаза, как бы сильно он сам ни нуждался в удовлетворении, и это почти убивало его.

Кайлмор ускорил ритм. У нее вырвался стон, сладкой музыкой прозвучавший в его ушах, стремясь к большей близости, Верити обхватила его бедра ногами. Герцог уже ничего не видел и не слышал.

Вскоре он почувствовал, как она задрожала. Он отчаянно пытался сдержаться до момента, когда она отдаст ему всю себя, когда наконец он станет властвовать над ней.

Но это оказалось невозможным. Знакомый вихрь подхватил его и вознес на небеса.

Как и всегда в пламени страстей вопросы о главенстве и власти сгорели дотла.

Кайлмор пришел в себя и увидел Верити, молча и неподвижно лежавшую рядом. На ее щеках блестели следы слез, мокрые густые ресницы ее затуманенных серых глаз слиплись. Не было необходимости объяснять, что она презирает себя за то, что произошло.

Если его целью было вернуть их взаимоотношения на простейшую основу, то Кайлмор потерпел полное поражение. Верити все еще держала его в рабстве. Каждый раз, когда он овладевал ею, грубо и быстро или медленно и нежно, узы, связывающие их, переплетались все теснее.

Он вел себя как варвар, но охотно прошел бы все бури и беды ради этих бесценных минут, проведенных в ее объятиях.

Он так и не нашел Сорайю. Он не пробудил смелую искушенную любовницу, крепко запертую в душе Верити, ту любовницу, какой она запомнилась ему в Лондоне.

Однако он затронул в ней такие глубокие чувства, о которых никогда раньше не подозревал.

Кайлмор медленно и неохотно отодвинулся от нее. Верити что-то тихо проворчала.

Он был с нею груб. Но от него, даже в пылу страсти, не ускользнуло, что она тоже достигла наслаждения. Это не был вчерашний ослепительный взрыв чувственности, но на пике возбуждения она сама обняла его. Он заставил ее посмотреть правде в глаза. Верити не может отказать ему, как и он не может отказать ей.