Заводная птичка - [2]

— Чем, интересно знать, мы тут занимаемся? — потребовала она ответа у двух склонившихся фигур.

— Не сбивай. — Один шарик завертелся под большим пальцем Генри Тийса. Другие попрыгали, ударяясь друг о друга, и скрылись из виду.

— Похоже, ты выиграл, — сказала Кит Рэндом. — Ловко у тебя получается, Хэнк.

— Сто лет не играл.

С этими словами мистер Тийс застенчиво опустил глаза и увидел лодыжку супруги. По ногам миссис Тийс разводами синих чернил змеились тонкие вены. Этот рисунок чем-то напоминал карту Иллинойса. Тут тебе и река Дес-Плейнс, тут тебе и Миссисипи. Мистер Тийс уже добрался взглядом до Рок-Айленда, когда жена сказала:

— Тебе не кажется, что игра в шарики — это пустое занятие?

— Почему пустое? — Мистер Тийс отряхнул брюки. — Я же выиграл!

— И куда теперь девать эти шарики?

— Какая разница? Главное — победа!

Миссис Тийс брезгливо посмотрела на игроков, как на пару бледных поганок.

— Спасибо, что составили Генри компанию.

— Не за что, Клара, всегда рада, — ответила Кит Рэндом.

— Пожалуй, оставлю свой выигрыш здесь. — Мистер Тийс торопливо передал ей шарики. — У меня дома и так места нет.

— Ты обещал подстричь газон, — сказала миссис Тийс.

Супруги Тийс, можно сказать, вместе пошли через дорогу: он не смотрел в ее сторону, она семенила рядом, он ускорил ход, она не отставала, он опять прибавил шагу, и она тоже — на подходе к крыльцу оба почти бежали. Он проскочил в дверь первым, она — сразу за ним. Дверь стукнула так, что за три дома птицы сорвались со своих гнезд.

Следующий неприятный эпизод произошел ровно час спустя. Мистер Тийс подстригал газон, не сводя глаз с острых лопастей косилки и разлетающихся цветков клевера, в каждом из которых ему виделась миниатюрная головка миссис Тийс. Он яростно толкал косилку с востока на запад и с севера на юг, обливаясь потом и утирая лоб, а миссис Тийс ему кричала:

— У дорожки подровняй! И в середине — вон пучок торчит! Осторожно, там булыжник, косилку сломаешь!

Ровно в два часа дня к дому мисс Кит Рэндом подрулили два грузовика, и двое рабочих принялись снимать газон. К четырем часам вся поверхность сада покрылась ровным слоем цемента.

В пять часов грузовики отбыли в неизвестном направлении, увозя с собою газон Кит Рэндом; тогда она помахала рукой мистеру Тийсу и со смехом крикнула:

— Пожалуй, года два можно будет не брать в руки косилку!

Как только мистер Тийс зашелся ответным хохотом, за темной раздвижной дверью почувствовалось чье-то присутствие. Мистер Тийс ринулся в дом. На этот раз дверь грохнула так, что с крыльца упали два горшка с геранью.

— До чего же наглая особа.

— Все делает не просто так.

— Хочет выставить нас какими-то мегерами. Подумать только: залила газон цементом. И мистера Тийса подстрекает к тому же. Ну, мы-то свою лужайку цементировать не станем: заставлю его как миленького подстригать траву каждую неделю, не будь я Клара Мун Тийс.

Все трое презрительно фыркали, не отрываясь от вязания.

— Это похоже на злой умысел, — сказала миссис Коул. — Посмотрите, что творится у нее на заднем дворе: там непролазные дебри, форменный бедлам.

— Напомните-ка нам, Клара, как происходила эта игра в шарики.

— Стыдно сказать! Он стоит на коленях, оба хохочут. А я… погодите. Вы ничего не слышите? — Дело было в сумерках, сразу после ужина, когда три женщины по-соседски расположились на веранде у миссис Коул. — Эта заводная птичка опять заливается смехом на заднем дворе.

— Не иначе как вышла покачаться на своей веревке.

— Т-с-с! Слушайте.

— Я уж забыл, как это делается, — раздался оживленный мужской голос. — Мне страсть как хотелось, да боялся молвы! Ну-ка, еще разок!

— Кто это? — вскричала миссис Коул.

Все трое прижали руки к груди и, задыхаясь, бросились в дальний конец веранды, как обезумевшие пассажирки тонущего лайнера.

— А теперь вот так! — кричала, поднатужившись, Кит Рэндом.

У нее в темном дворике кто-то хохотал, взмывая над кронами деревьев, ныряя вниз и взлетая на другом краю.

— По голосу вроде как ваш мистер Коул, — нерешительно сказала одна из дам.

— Какой срам!

— Да ладно, Фанни.

— Просто срам!

— Будет тебе, Фанни, спать пора, — сказал мистер Коул.

К одиннадцати часам вечера в спальне было жарко натоплено и темно. Только миссис Коул белела во мраке, словно груда мороженого.

— Да тебя из города выгнать мало!

— Господи, когда ж это кончится? — Он ткнул кулаком подушку. — Говорю тебе, на заднем дворе есть качели, а я сто лет к ним не подходил. Здоровенная петля — «тарзанка», выдержит любой вес. Ты оставила меня мыть посуду, а сама побежала сплетничать с этими курицами. Я пошел выносить мусор, увидел, как она лихо раскачивается, и говорю: одно удовольствие посмотреть, а она: чего, мол, смотреть, вы попробуйте сами. Ну, я и перемахнул через забор, чтоб покачаться.

— И раскукарекался, как горластый петух.

— Не раскукарекался, а рассмеялся. Да что ты заладила, черт побери, я ведь ее по заднице не хлопал, верно? — Еще пару раз ткнув кулаком подушку, он перекатился на другой бок.

Среди ночи жена расслышала его бормотанье: «Хороша, чертовка, век бы с нее не слезал» — и снова зарыдала.

Теперь один только мистер Клеменц удерживался на краю пропасти: однако на другой день пришел и его черед. Миссис Клеменц застукала мужа, когда тот, сидя на стене заднего дворика вместе с мисс Кит Рэндом, пускал мыльные пузыри, живо обсуждая их размер, цвет и степень прозрачности. Патефон дрожащим голосом выводил старую, еще времен Первой мировой, песенку в исполнении квартета «Никербокер»; она называлась «Худшее, конечно, впереди». Миссис Клеменц тут же претворила в жизнь этот текст, схватив мужа за ухо, чтобы увести прочь.