Зависть - [77]

Незаметно протекали часы для этих трех человек, связанных между собой священными, нерасторжимыми узами.

То говорили о будущем Фредерика, который должен был снова приступить к занятиям под руководством Давида, то разговор заходил о путешествиях, и Давид, неоднократно бывавший в Старом и Новом Свете, удовлетворял любопытство своих собеседников.

Описывая нравы, места и оружие, одежду, он иногда подкреплял свои рассказы рисунками.

Громким чтением или исполнением какого-нибудь отрывка заканчивался обычно вечер, так как Давид оказался превосходным музыкантом. Часто он исполнял для Мари и Фредерика мелодии различных народов или простенькие кантилены.

В этих семейных беседах, зачастую смешанных с интимными излияниями, Давид все больше поражался незаурядному уму мадам Бастьен и возвышенности ее души. Освободившись от тягостных мыслей, она обрела свойственную ей широту ума. Он с радостью заметил, какое участие она принимает в том благородном стремлении, которое он постарался придать помыслам Фредерика. К тому же Давид обдумывал план и направление занятий, которые он должен был представить на рассмотрение Мари и ее сыну.

С каждым днем Давид все больше привязывался к своему ученику, изливая на него всю нежность, любовь и заботу, которые жили в его сердце после смерти младшего брата. Давид до сих пор очень сожалел об этом и скорбил. Полюбив так сильно сына мадам Бастьен, молодой мужчина обманывал себя братскими воспоминаниями и пытался свое отношение к юноше оправдать его простым сходством с умершим братом-

Зачастую бывало, что часы били полночь и засидевшееся счастливое трио с изумлением переглядывалось, дивясь быстрому бегу времени.

- Как, уже?! - восклицали они. И каждый говорил;

- До завтра!

Мари уходила к себе, а Фредерик провожал Давида в его комнатку и на пороге, уже открыв дверь, наставник и ученик застывали на пороге в долгой беседе. Один слушал, затаив дыхание и засыпая вопросами с пылом юности и любознательности, а другой говорил рассудительно и проникновенно, как зрелый мужчина, посмеивающийся по-доброму над юношеским нетерпением.

Однажды старая Маргарита была вынуждена подняться к ним и сказать Фредерику:

- Месье, уже первый час. Вы же знаете, что ваша мать не ложится раньше вас.

И Фредерик, пожав руку Давилу, спустился к матери. Там они долго говорили о своем общем друге.

- Мама, каким интересным был его рассказ о путешествии в Малую Азию! - поделился впечатлениями Фредерик.

- О, да! А сколько необыкновенных историй мы узнали от месье Давида о вибрации звука, когда так некстати оборвалась струна пианино!

- Мама, а сравнение свойств звука со свойствами света - это увлекательно, как фантастическая история.

- А этот чудесный отрывок из Моцарта, который он нам играл! Помнишь? Что-то легкое, воздушное… Какое счастье, что мы, такие невежды, не знали до этого Моцарта. Для нас открылось сокровище гармонии!

- А этот анекдот о старости Гайдна - как он был трогателен!

- Помнишь, что он нам рассказывал об обществе моравских братьев и последователя Оуэна в Америке? Сколько благодеяний было бы сделано, сколько несчастий предотвращено, если бы эти идеи получили развитие в нашей стране!

- А ты заметила, мама, когда он говорил о богатстве, которое можно было бы разделить между столькими нуждающимися, в глазах его стояли слезы?

- Ах, дитя мое, это самое благородное сердце на свете!

- И он любит нас, правда, мама? Ты видишь это. Он нас крепко и так сильно любит, что никогда не сможет покинуть нас! У него нет семьи, а доктор Дюфур - его лучший, друг, как и наш! О, где ему будет лучше, чем не с нами?

- Оставить нас! - воскликнула мадам Бастьен.

- Но ведь это он дал нам силу, веру, надежду на будущее. Может ли он оставить нас теперь?

Старая Маргарита вынуждена была теперь здесь прервать беседу:

- Ради Бога, мадам, ложитесь, ведь уже два часа ночи. А в шесть часов вы и месье Фредерик встанете и так намаетесь за день, что будете плохо себя чувствовать.

- Маргарита права со своим ворчанием, - сказала Мари, с улыбкой целуя сына в лоб. - Мы сошли с ума, ложась так поздно!

На следующий день снова требовалось вмешательство Маргариты, чтобы положить конец позднему разговору матери и сына.

Два или три раза Мари засыпала в сладких грезах.

Вечером, когда Фредерик читал вслух, задумчивый Давид сидел за столом, подперев голову руками. Свет лампы ярко освещал его полное выразительности и благородства лицо.

Мари отвлеклась от чтения и остановила взор на спасителе своего сына, внимательно рассматривая его.

Постепенно молодая женщина почувствовала, что глаза ее увлажняются, грудь начала взволнованно вздыматься и легкая краска проступила на лбу.

В этот момент Давид случайно поднял глаза и встретился взглядом с Мари. Та тотчас потупилась и стала пунцовой.

В другой раз Давид сидел за фортепьяно, аккомпанируя Мари и Фредерику, которые пели дуэтом. Молодая женщина хотела перевернуть листок партитуры, и у Давида мелькнула такая же мысль. Их руки встретились…

При этом соприкосновении она вздрогнула, как от удара током, вся кровь прихлынула к ее сердцу и туман застлал глаза.

Несмотря на эти знаменательные признаки, молодая женщина спала в то время чистым и безмятежным сном.