- Я - пожиратель раков. Смотрите: я их не ем, я разрушаю их, как жрец. Видите? Прекрасные раки. Они опутаны водорослями. Ах, не водоросли? Простая зелень, говорите вы? Не все ли равно? Условимся, что водоросли. Так можно сравнить рака с кораблем, поднятым со дна морского. Прекрасные раки. Камские. Он облизывал кулак и, заглянув в манжет, извлекал оттуда рачий обломок.
Да был ли он когда-либо инженером? Да не врал ли он? Как не вязалось с ним представление об инженерской душе, о близости к машинам, к металлу, чертежам! Скорее его можно было принять за актера или попа-расстригу. Он сам понимал, что слушатели не верят ему. Он и сам говорил с некоторым поигрыванием в уголке глаза.
То в одной пивной, то в другой появлялся толстенький проповедник. однажды до того он дошел, что позволил себе влезть на стол… Неуклюжий и никак не подготовленный к подобным трюкам, он лез по головам, хватаясь за пальмовые листья; разбивались бутылки, повалилась пальма,- он утвердился на столе и, размахивая двумя пустыми кружками, как гирями, стал кричать:
- Вот я стою на высотах, озирая сползающую армию! Ко мне! Ко мне! Велико мое воинство! Актерики, мечтающие о славе. Несчастные любовники! Старые девы! Счетоводы! Честолюбцы! Дураки! Рыцари! - Трусы! Ко мне! Пришел король ваш, Иван Бабичев! Еще не настало время,- скоро, скоро мы выступим… Сползайте, воинство!
Он швырнул кружку и, выхватив из чьих-то рук гармонию, распустил ее по брюху. Стон, извлеченный им, вызвал бурю; под потолок взлетели бумажные салфетки…
Из-за прилавка спешили люди в фартуках и клеенчатых манжетах.
- Пива! Пива! Дайте нам еще пива! Дайте нам бочку пива! Мы должны выпить за великие события!
Но больше пива не дали, компанию вытолкали в темь и проповедника Ивана гнали вслед - самого маленького из них, тяжелого, трудно поддающегося выпроваживанию человека. От упорства и гнева он внезапно обрел тяжесть и мертвенную неподвижность железной нефтяной бочки.
Постыдно нахлобучили на него котелок.
По улице он шел, шатаясь в разные стороны,- точно передавали его из рук в руки,- и жалобно не то пел, не то выл, смущая прохожих.
- Офелия! - пел он.- Офелия! - Одно только это слово; оно носилось над его путем, казалось, летело оно над улицами быстро выплетающей самое себя, сияющей восьмеркой.
В ту ночь он посетил своего знаменитого брата. За столом сидели двое. Один напротив другого. Посредине стояла лампа под зеленым абажуром. Сидел брат Андрей и Володя, Володя спал, положив голову на книгу. Иван, пьяный, устремился к дивану. Он долго мучился, пытаясь подвинуть диван под себя, как подвигают стул.
- Ты пьян, Ваня,- сказал брат.
- Я тебя ненавижу,- ответил Иван.- Ты идол.
- Как тебе не стыдно, Ваня! Ложись, спи. Я тебе дам подушку. Сними котелок.
- Ты не веришь ни одному моему слову. Ты - тупица, Андрей! Не перебивай меня, Иначе я разобью абажур о Володину голову. Молчи. Почему ты не веришь в существование "Офелии"? Почему ты не веришь, что я изобрел удивительную машину?
- Ты ничего не изобрел, Ваня! Это у тебя навязчивая идея. Ты нехорошо шутишь. Ну как тебе не стыдно, а? Ведь ты меня за дурака считаешь. Ну что это за машина? Ну разве может быть такая машина? И почему "Офелия"? И почему ты котелок носишь? Что ты - старьевщик или посол?
Иван помолчал. Потом, как бы разом протрезвев, он поднялся и, сжимая кулаки, пошел на брата:
- Не веришь? Не веришь? Андрей, встань, когда с тобой говорит вождь многомиллионной армии. Ты смеешь мне не верить? Ты говоришь, такой машины нет? Андрей, обещаю тебе: ты погибнешь от этой машины.
- Не бузи,- ответил брат,- ты разбудишь Володю.
- Плевать на твоего Володю. Я знаю, я знаю твои планы. Ты хочешь мою дочь отдать Володе. Ты хочешь вывести новую породу. Моя дочь - не инкубатор. Ты ее не получишь. Я не отдам ее Володе. Собственными руками я ее задушу.
Он сделал паузу и с поигрыванием в уголке глаза, засунув руки в карманы и как будто подняв руками брюшко, которое выпятилось, сказал полным ехидства тоном:
- Ты ошибаешься, братец! Ты самому себе очки втираешь. Хо-хо, миляга. Ты думаешь, что Володю ты любишь, потому что Володя новый человек? Дудки, Андрюша, дудки… Не то, Андрюша, не то… Совсем другое.
- Что же? - спросил грозно Андрей.
- Просто стареешь ты, Андрюша. И просто тебе сын нужен. И просто отцовские ты питаешь чувства. Семья она вечна, Андрей! А символизации нового мира в образе малозамечательного юноши, известного только на футбольном поприще,- это чепуха…
Володя поднял голову.
- Привет Эдисону нового Века! - воскликнул Иван.- Ура! - и пышно раскланялся.
Володя молча смотрел на него. Иван хохотал.
- Что ж, Эдисон? И ты не веришь, что есть такая "Офелия"?
- Вас, Иван Петрович, надо посадить на Канатчикову дачу,сказал, зевая, Володя.
Андрей издал короткое ржанье.
Тогда проповедник швырнул котелок на пол.
- Хамы! - крикнул он. И после паузы: - Андрей! Ты позволяешь? Почему ты позволяешь приемышу оскорблять твоего брата?
Тут Иван не увидел глаз брата,- увидел Иван только блеск стекол.
- Иван,- сказал Андрей.- Прошу тебя никогда ко мне не приходить. Ты не сумасшедший. Ты скотина.
