Завидная наша судьба - [80]

* * *

Декабрь в Курляндии не походил на зимний месяц. Снег шел вперемешку с дождем. Только ночью слегка примораживало, лужицы покрывались тонкой ледяной пластинкой. Поутру выйдешь из землянки, и жалко ногой становиться на эти хрупкие корочки. Хочется, чтобы они подольше продержались, напоминая хоть немножко нашу чудесную русскую зиму. Но льдинки скоро исчезали,  земля снова раскисала, превращалась то в густую липкую грязь, а то и в противную жижу.

Изменчивая прибалтийская зима с ее распутицей ставила нам подножки на каждом шагу. Только начнем наступление, оно тут же затухает. Пехота кое-как продвигалась, но танки, самоходки, артиллерия, тылы тонули в грязи и отставали от пехоты, не могли поддержать ее, закрепить захваченные ею рубежи. А одной пехотой не навоюешь, успеха крупного не добьешься, только понесешь большие потери.

По этой причине войска армии первые десять дней декабря топтались на месте. Наш корпус стоял южнее города Салдус, был нацелен прямо на него. До города оставалось всего тридцать километров, а преодолеть их мы никак не могли.

Салдус имел большое оперативное значение. Он расположен в центре полуострова, связан железной дорогой с важнейшим портом на Балтийском море Либавой (Лиепая). Поэтому гитлеровцы отстаивали его изо всех сил.

* * *

11 декабря меня вызвали на командный пункт армии. У въезда на КП скопление легковых машин, причем чужих.

— Кто это приехал? — спрашиваю встретившего меня начальника штаба армии генерал-майора Николая Павловича Сидельникова.

— Василевский здесь. Будешь докладывать ему. Иди в землянку Михаила Ильича, там уже Кулешов и Хоруженко, ты один остался.

Войдя в землянку командарма, я застал конец разговора маршала Василевского с Казаковым. Здесь же сидели генерал-майор Кулешов, недавно назначенный командиром 7-го гвардейского корпуса, и генерал-лейтенант Хоруженко — командир 15-го гвардейского корпуса нашей армии. Василевский несколько раздраженно указывал на плохие дороги и неудовлетворительную комендантскую службу, по вине которой ему пришлось плутать и где-то сидеть с машиной в грязи.

М. И. Казаков представил меня маршалу Александру Михайловичу Василевскому — представителю Ставки, приехавшему координировать действия фронтов. 

Василевский заслушал мое решение, расспросил о том, как будет материально обеспечено наступление.

— Вы уверены в успехе?

— Уверен, что гвардейцы корпуса будут драться, как всегда, отлично.

Сказав это, я выжидательно посмотрел на маршала. С Василевским я встречался впервые. Мой уклончивый ответ он мог расценить как неуверенность в успехе. А я не мог ответить прямо, потому что перед глазами стояли картины непролазной грязи, в которой тонули войска, боевая техника, автомашины, не мог я забыть и о том, что у нас очень мало боеприпасов: нам очень скупо отпускали их, потому что основная масса снарядов отправлялась на запад, на решающее направление. Трудно привести хоть один случай за все бои в Курляндии, когда мы получили бы на операцию достаточное количество снарядов и мин, чтобы могли хорошо подавить огнем оборону противника, прежде чем идти в атаку. Этим и объяснялся мой не совсем определенный ответ.

Маршал внимательно посмотрел на меня и тихо произнес:

— Ну что же, и это хорошо. Желаю успеха. Только помните: Верховный Главнокомандующий настоятельно требует как можно скорее разгромить курляндскую группировку врага, чтобы высвободить войска 2-го Прибалтийского фронта для действия на главном, западном направлении.

В тот же вечер, описывая в своем дневнике эту встречу, я отметил:

От встречи с маршалом Василевским осталось очень приятное впечатление. Это очень грамотный и высокой культуры человек.

* * *

Назначенное на 13 декабря наступление не состоялось. Ждали сильных заморозков, а потеплело еще больше, дороги окончательно развезло. Даже пешком пройти нелегко.

Начало наступления перенесли. А заморозков все не было. И так срок откладывался несколько раз. Только 20 декабря после восьмидесятиминутной артиллерийско-авиационной подготовки гвардейцы 10-й армии перешли в наступление.

Первую позицию прорвали, уничтожив до четырехсот  солдат и офицеров 205-й немецкой пехотной дивизии. Пятьдесят человек взяли в плен. Потом продвижение замедлилось, а со второй половины дня 21 декабря начались вражеские контратаки. 23 декабря подошедшие головные части 12-й немецкой танковой дивизии и другие мелкие резервы, которые противник стянул в кулак, даже потеснили части 22-й гвардейской дивизии. Погиб командир 65-го гвардейского полка подполковник Аникин, который не захотел отходить перед врагом. Немцы подтягивали все, что могли, из своих резервов, вплоть до отдельных полков, вырывая их из дивизий, действовавших на других направлениях. Против корпуса появилась новая, 227-я немецкая пехотная дивизия и другие части. За неделю дивизии корпуса смогли продвинуться только на семь — десять километров, овладев населенными пунктами Музикас, Гриэтэни и Светаини. До Салдуса осталось около двадцати километров. Бои становились еще более ожесточенными. Музикас стал нарицательным именем. Он даже попал в сводку Информбюро. Музикас в течение недели раз пять переходил из рук в руки. Пленный унтер-офицер Лянге на допросе показал, что немцы боятся слова «Музикас» и называют этот пункт котлом, что, пожалуй, и было верно.