Завхоз Вселенной - [26]

— Где?

— У стен Вавилона. Задачи операции сообщу на месте.

— Володя, а что, в Комитете все такие неуязвимые? Там что, нет нормальных?

— Нормальные сейчас деньги зарабатывают. Потому что сейчас самое нормальное дело — зарабатывать деньги.

— Ты, значит, не за деньги?

Завозился Серый. Зевнув, произнёс:

— Настоящий солдат воюет не ради родины или денег, а ради крови. Ты вон какой сделался прыткий, когда кровью запахло. Рванул, что твой танк. Меня, конечно, замочили б, но не успели: вы их, к такой-то матери, смяли. Я тоже хорошо в них приложился из пукалки, — Серый снова зевнул. — Эх, война — мать родна. Знаешь, клавишник, чем пахнет война? Война пахнет кожей. Не горелой, а доспехом. Я ведь в прошлой жизни до центуриона дослужился. Германскую войну прошёл, Британскую. В Британии и вышел на пенсию. Ветераны легиона селились вместе, пограничным городом. Вот там нас эти ублюдки и вырезали. Умирать не страшно. Я все свои пять жизней помню. Всегда был воином. Но лучше всего у римлян. Я-то сам из галлов был. А когда гибнешь в бою, ещё сорок дней воюешь, всё никак не успокоишься. Ну, не то, чтобы воюешь, так, носишься над полем битвы. Хорошо, если противник разбит, тогда балдеешь. Если наоборот — шаришься по их лагерю, воображаешь, как бы ты им глотки рвал. Легион — это же сам дух войны. Ты в нём, как дитё в колыбели. Идёшь в атаку — словно машина охрененная прёт. И ты как часть… как бы тебе понятней… А, да что там. Ты часть такой силищи! Здесь такого не бывает. Только когда рота разведки идёт в рукопашную, тогда… Да нет, даже у «гоблинов» не то.

— Разве ты не спецназовец?

— Был когда-то в «весёлых ребятах», — равнодушно сказал Серый, — в диверсионной группе. Теперь — вольный стрелок. В кого нравится, в того и стреляю.

— Пять жизней — это ведь пять смертей? — Игорёк повернул разговор к интересующей его теме. — А что там, после смерти?

— Не помню. Как сорок дней пройдёт, так вырубаешься. Может, память кто выключал, не знаю. Главное, знать, зачем ты родился. Я в этой жизни уже с семи лет знал, кем был раньше и кем стану. С семи лет в армию готовился. Я однажды целым генералом был. У протоегиптян. С атлантами воевали. Вот те, суки, крепкие были, хрен их чем достанешь. Ничего, главное знать, где их флот. Спалил корабли — всё, задёргались, вали, руби. У них же, сук, такие самострелы были. Любой доспех насквозь били. А в рукопашной они никакие. С ними главное — до тела добраться, сблизиться. И стальные кольчуги им не помогали.

— У них кольчуги были? — спросил Игорёк.

— А то что же? Дротики в них метать бесполезно. Стрелы тоже. А вот из пращи, камушком по башке, это можно.

Игорёк слушал трёп Серого и думал о том, что помнить собственные жизни — верх извращения. Помнить свои страхи, муки помнить, как умирал или убивали тебя, как потом обратно к живым рвался. Это что за человеком надо быть, чтобы получать от подобных воспоминаний удовольствие?

— А как же Родина? — спросил Игорёк, надеясь неожиданным вопросом прервать поток воспоминаний Серого.

— Какая именно? — улыбнулся тот.

— Как же патриотизм? Воевать из-за крови, по-моему, это болезнь. Ещё можно понять, когда ради добычи или за Родину.

— А ты из-за чего сам? — спросил в ответ Серёга. — Философ.

— Ну-у…

— Вот когда будешь помнить, чем на хлеб зарабатывал в прошлой жизни — тогда и философствуй. Двадцать тысяч лет — это срок. Война — единственное, что не прерывается. Она в любое время. Война — настоящее занятие людей. Ты или воюешь, или жертва. Остальное — чепуха, кто теперь тех атлантов помнит, египтян, римлян или древних кхмеров? На Земле одна только война, понял? В Апокалипсисе что написано? Всё идёт к Армагеддону, последней битве.

— И на чьей стороне собираешься? — спросил вдруг Володя.

Серый не ответил.

— Такие вещи надо знать, Серый, — произнёс Володя.

— Да это всё сказки! — удивился Игорёк. — Какой ещё Армагеддон? Голливуд, голливудские сказки для подростков.

Игорьку стало смешно, как могут два незаурядных человека всерьёз говорить о подобных глупостях. Вон Серый, кажется, обиделся. Игорёк ещё не видел Серёгу обиженным. Что его могло так пронять? Вот служба Абсолюта — серьёзная фишка. А какой-то там пророк, да и был ли он на самом деле? Может, это немецкие монахи времён Ренессанса сочинили в своих мрачных монастырях?

— А чего нас в Израиле не арестовали? — сменил тему Игорёк.

— Команды не поступило. Операция, повторяю, очень серьёзная. За нами стоит Кремль, там готовы идти на международный скандал. Туристов арестовывать не за что. В Америке же на наш счет есть два мнения.

— Это-то откуда известно?

— От верблюда. Одни полагают, что нас следует перехватить только на последнем этапе операции. Другие считают: чем раньше нас хлопнуть — тем лучше. Эти и принимают решения. Но в случае с Израилем верх взяла партия «голубей». Появился козырь в виде возможных международных осложнений, благодаря чему им удалось довести нас до Иордании. Дальше «ястребы» терпеть не могли и дали приказ союзникам. Решено было взять хотя бы одного живым. Поэтому направили спецназ.

— А шпионы на что?

— Шпионы всю Москву изрыли. Без толку. Мой секрет даже руководство Комитета не знает. О том, что он существует, в курсе двое: президент и частично его советник по витальным проблемам, то есть, жизненно важным проблемам.