Заветы Ильича. «Сим победиши» - [199]
Письмо Троцкого поступило в Секретариат ЦК 16 марта в 8 часов 10 минут вечера. А уже в 9 часов вечера Сталин получает письмо Фотиевой, которая пишет: «Сегодня я советовалась с Марией Ильиничной по вопросу о том, не нужно ли опубликовать пересланную мною Вам статью Владимира Ильича…
Мария Ильинична высказалась в том смысле, что так как прямого распоряжения Владимира Ильича об опубликовании этой статьи не было, то печатать ее нельзя и что она считает возможным лишь ознакомление с нею членов съезда.
С своей стороны считаю нужным прибавить, что Владимир Ильич не считал эту статью законченной и готовой для печати»>1. Можно лишь догадываться о том, сколь сложен был путь, проделанный Лидией Александровной от ее утреннего письма до этого — вечернего.
Так или иначе, но ровно в 10 часов вечера того же 16 марта Сталин обращается к членам ЦК с формальным заявлением: «Я думаю, — пишет он, — что статьи тов. Ленина следовало бы опубликовать в печати. Можно только пожалеть, что, как это ясно из письма тов. Фотиевой, их, оказывается, нельзя опубликовать, так как они еще не просмотрены тов. Лениным».
Одновременно Сталин обвиняет в сложившейся ситуации Троцкого, который не довел до сведения Политбюро статей Ленина, имеющих «безусловно высокопринципиальное значение». И теперь «об этих статьях говорят, как мне сообщают сегодня делегаты съезда, вокруг них складываются среди делегатов слухи и легенды, о них знают, как я узнал сегодня, люди, ничего общего с ЦК не имеющие, сами члены ЦК вынуждены питаться этими слухами и легендами, между тем ясно, что ЦК должен был быть прежде всего информирован об их содержаний»>1139>>1140. Под той же датой — 16 апреля — заявление Сталина с приложением ленинской статьи, писем Троцкого, Каменева и Фотиевой раздаются всем членам ЦК РКП(б).
В этот последний перед съездом и столь насыщенный событиями день сам Владимир Ильич все еще надеялся, что ему удастся встать с постели. Еще 14-го медики отметили, что он стал чувствовать себя бодрее и полагает, что у него наступило некоторое улучшение.
Он все время пытался что-то объяснить им, часто показывал на шкаф, где лежали его документы, и на дверь, а 16-го, после обеда, когда пришли Фёрстер, Крамер и Вейсброт, знаками показал, что хочет встать и пойти. Поддерживаемый Фёрсте-ром и Крамером, Ленин поднялся и попытался сделать несколько шагов. Но правая нога совершенно не слушалась, стоять на ней он не мог, да и передвинуть ее никак не удавалось.
Неудача, видимо, крайне расстроила Владимира Ильича, и весь вечер, как отметил дежурный врач Елистратов, он находился в сильнейшем волнении, а ночью метался по кровати, показывая пальцем на дверь, будто хотел сказать, что ему надо, обязательно надо идти…>1141
Возможно, данный текст перенасыщен цитированием переписки. Но сделано это намеренно. Повторю вновь: при такой плотности абсолютно достоверных документов, тесно переплетающихся между собой, нет необходимости опровергать мнение о том, что и статья Ленина по национальному вопросу, и мартовские письма Владимира Ильича были якобы сфабрикованы позднее Троцким, Крупской, Фотиевой и Во-лодичевой.
В связи с обострением болезни Ленина надо было решать вопрос о том, кто же выступит с отчетным докладом ЦК. На предыдущем XI съезде его поделили надвое: политический сделал Ленин, организационный — Молотов. А как быть теперь?
В своих воспоминаниях «Моя жизнь» Троцкий пишет, что когда об этом встал вопрос впервые, Сталин якобы «сказал на заседании политбюро: “Конечно, Троцкий”. Его сейчас же поддержал Калинин, Рыков и, явно против своей воли, Каменев.
Я возражал, — пишет Троцкий. — Партии будет не по себе, если кто-нибудь из нас попытается как бы персонально заменить больного Ленина. Обойдемся на этот раз без вводного политического доклада. Скажем то, что нужно, по отдельным пунктам повестки дня… Вопрос остался нерешенным».
Документальных подтверждений этой версии не обнаружено. Но 31 марта данный вопрос обсуждал Пленум ЦК. Постановили: Троцкому поручался доклад о госпромышленности, Сталину — по национальному вопросу, Рыкову — по районированию, Каменеву — о налоговой политике.
А далее следовало решение: главный доклад — отчет ЦК поручить Сталину и Зиновьеву, «предложив им распределить между собой темы доклада». При этом не надо «ставить отдельным пунктом повестки дня съезда оргвопрос, сделав его выводами из доклада ЦК».
И все-таки Зиновьев настаивал на том, чтобы политический доклад дали ему. 5 апреля он предложил Пленуму ЦК свои тезисы. Их редакцию поручили Сталину, Молотову и Зиновьеву. И дело кончилось тем, что отчет ЦК все-таки разделили: политический доклад должен был делать Зиновьев, организационный — Сталин.
Утром 17 апреля 1923 года в Большом Кремлевском дворце состоялось открытие XII съезда РКП(б). На нем присутствовало 409 делегатов с решающим голосом (на XI съезде — 522) и 417 — с совещательным (на XI — 165), представлявших 386 тысяч (на XI съезде — 532 тысячи) членов партии. Делегаты заочно избрали Ленина в президиум и послали ему приветствие.
В «Отчете за год работы ЦК РКП (с XI до XII съезда РКП)» говорилось: «…Не только для Центрального Комитета, но и для всей партии в целом величайшим несчастьем была длительная болезнь вождя партии — т. Ленина». Его руководство «не могло быть в течение последних месяцев достаточно полным ввиду тяжелого недуга, которым он был поражен. Но те указания, которые им даны в последних статьях, помещенных в “Правде”, поставили перед партией новые грандиозные задачи не на один год. Настоящий партийный съезд обсудит эти задачи, воплотит их в решения партии…»
