Заветные поляны - [49]

Синие цветы

Наталья Ивановна получила долгожданное письмо от сына-солдата и пошла к соседке учительнице Анне Петровне, чтобы поделиться радостью и материнской тревогой.

Анна Петровна — женщина душевная, добрая, грамотная, и утешить может и посоветовать. Сколько раз мать бывала у нее, классной руководительницы, когда шалопутный Володька всякие проказы вытворял. Понятно, до десятого класса сын остается ребенком, и потом он для матери еще дитя, хотя и в самостоятельную жизнь пошел, служит на границе. И вроде бы полноценным человеком стал, год как в армии прослужил, да вот прислал непонятное письмо…

Постучала Наталья вежливо, дождалась разрешения и перешагнула порог. Поклонилась:

— Здравствуйте, Анна Петровна. Если свободная, прочти, пожалуйста, письмо от Володьки, что-то меня сомнение берет: все ли у него ладно, не в госпиталь ли попал, вроде туман у него какой в голове-то.

— От чего ему туманиться?.. Давай почитаю. — Учительница отодвинула тетради, пригласила соседку к столу. — Садись, Наталья Ивановна.

— Вслух читай, — попросила Наталья, сняла цветистый репсовый платок, приготовилась слушать.

На первой странице письмо было написано как следует: низкий поклон матери, пожелания здоровья родным и знакомым, приветы друзьям, рассказ о солдатской жизни. Последняя строчка тоже вроде бы как следует: «И к нам пришла зима…» А на второй странице роза нарисована, красивая, что живая! Тоже можно понять. А дальше пошло такое…

— Вот-вот, дальше-то, — сказала Наталья, — что написал… Ох, сынок! — Она вздохнула и заморгала глазами, готовая расплакаться.

Учительница улыбнулась почему-то и совсем другим, очень переменившимся, мечтательным голосом прочитала:

— «Окно мое синими расписано цветами… Таких цветов нигде и никогда не видел я. В узоре этом — узор зимы славянской… Вот избы с кружевными белыми наличниками, вот мужики в красных тулупах правят неудержимыми тройками, а в санях расписанных — русские красавицы… И среди них одна всех милей, прекрасней… Это ты…

Метель развеселилась, замела дороги, сугробами обставила дома… Метель хохочет над высокой крышей, воет в остывающей трубе. Она тепло уносит. И руки мерзнут, и на душе колючий холод. Я сажусь писать тебе письмо и дую на пальцы, чтобы согреть их… Хочу сказать тебе красивые слова… Ты, моя единственная, желала, чтобы я писал как можно ласковее…»

— Нет, нет, ни о чем я не просила, — торопливо сказала Наталья. — Выдумывает он.

Учительница опять улыбнулась и тихонько проговорила: «Так вот, оказывается, в чем дело». И снова стала читать таким же таинственным голосом:

— «…Был жаркий полдень. По влажному песчаному берегу бегал кулик-перевозчик, от тебя ко мне и обратно — наши мысли носил… На отмели лежали голубые осиновые бревна, они испаряли запах терпкого лесного вина. И кружилась, приятно кружилась голова. А потом приближался вечер. Не знаю, донес ли кулик-перевозчик те слова, которые я так и не осмелился сказать тебе вслух: не успел, наверно, песня помешала.

Пели девчата, но их не было видно. За обрывом, на противоположном берегу, проехали они, возвращаясь с сенокосных лугов. Ты хотела посмотреть на девчат, потому что они очень задушевно пели. Ты поплыла на другой берег, а мне сказала, чтобы я тоже ждал сигнала — ждал приглашения.

И вот ты снова появилась над обрывом. Размахнув руки, стояла на высоте. Воображая себя птицей, знаю, ты летела средь тающих облаков. Ведь правда? Я любовался тобой и тоже летел в высоком розовом небе, а может быть, плыл по реке, отражающей небо, и видел только тебя. Было у меня одно желание: пусть бесконечно продолжается это взаимное счастливое движение. И мне захотелось, чтобы весь мир глядел на нас, чтобы люди любовались…

Я плыл к тебе через широкий омут. И вдруг пришла озорная мысль, закричал: «То-о-ну-у!» И ты прыгнула с обрыва, забыв о том, что нельзя нырять в незнакомом месте. Все обошлось, к нашему счастью. Я виновато утешал тебя. И ты наконец все поняла и простила. Мы сидели в темноте у спокойного костра и так нужны были друг другу.

…За окном куражится метель. Мой дом, призналась ты, часто тебе снится почему-то. Но ты не видела его, не знаешь, как живут солдаты… Все будет хорошо. Мое окно синими расписано цветами. Таких цветов нигде и никогда не видел я…»

— Молодые! — облегченно вздохнув, сказала Анна Петровна и снова улыбнулась. — Весь секрет в этом, Наталья Ивановна. А моя Леночка вчера слезами обливалась, как письмо получила. Плачет, горюет: «Мама, ой, мама, он подшучивает надо мной, издевается, как старухе написал». Молодые, — мечтательно повторила она.

— У нас самих-то, у нас головы разве не кружились. Всякое бывало. И с синими цветами бывало, — спокойно рассуждала теперь Наталья. — Ну, спасибо тебе, Анна Петровна, прояснила, утешила.

— Давай-ка, на радости чайку попьем.

И чаевничали они до тех пор, пока не пришла из школы Леночка. Глядела на нее Наталья придирчивым взглядом и отмечала про себя: «Ладная, статная, грамотная, умная у Анны Петровны дочь».

Мороз позванивал в окнах. Лена, закутавшись в пуховый платок, смотрела на синие, подаренные морозом цветы, они расцветали на всех окнах…