Завет - [132]

В полном отчаянии она отправилась к нему. Глупо, бессмысленно, но разве она могла логически рассуждать в такой момент? Она обо всем ему рассказала, вопреки всему надеясь, что он обрадуется, предложит ей вернуться, что они снова будут вместе… Вместо этого он отвесил ей жестокую пощечину. Ему придется обо всем позаботиться, вот что он сказал.

— Что за балаган ты устроила? — В его голосе не было сочувствия или презрения; нет, он не испытывал вообще никаких чувств, с тоской поняла Дженни. Он говорил сухо и бесстрастно: — Ты что, никогда не слышала о пилюлях? Слишком молода, слишком глупа. Я должен был догадаться… — Он покачал головой, с раздражением глядя на истерически всхлипывающую Дженни. Наклонившись, он рывком поставил ее на ноги. — Я сам отвезу тебя к врачу. — Он ухватил ее за подбородок, заставляя поднять голову. — Тебе повезло, ты это понимаешь? Узнай кто-нибудь из ордена, тебя бы вышвырнули в один присест, и пикнуть бы не успела. Не переживай. Возьми себя в руки, не думай об этом. Хватит валять дурака!

И она взяла себя в руки и не думала об этом. Гораздо, гораздо позже, когда все было кончено и внутри ничего не осталось, кроме пустоты, которую уже ничем нельзя было заполнить, спустя полгода после того ужасного дня, на Родосе, наблюдая за восходящим солнцем, Дженни поняла, о чем на самом деле думал тогда Кавано. Конечно, он хотел, чтобы все осталось между ними, хотел устранить эту маленькую проблему, и все, — «с тех пор жили они долго и счастливо»… Ее карьера его не интересовала. Только своя собственная. Если бы о случившемся стало известно, это он мог вылететь из ордена. А этого Кавано не хотел.

Дженни и в голову не пришло обратиться за помощью к отцу. Он и так всю жизнь всегда помогал ей. Но детство кончилось. Влипла в неприятности — изволь выпутываться сама.

Она пыталась, видит бог, она пыталась…

Камилла чувствовала, как колотится сердце Дженни, прижимая ее к себе, шепча слова утешения. Непривычные слезы жгли ей веки, но она жалела не Дженни, а саму себя. Помимо собственной воли она вспоминала распростертое на полу тело Энтони Рюля. На его лице застыло незнакомое бессмысленное выражение, словно его подменили восковой копией, бездушной куклой из музея Мадам Тюссо.

Камилла сделала небольшое усилие, заставила себя прочувствовать всю печаль собственного положения, и слезы наконец выступили на ее глазах, покатились по щекам. Пускай Дженни увидит их и неверно истолкует. В конце концов, разве Камилла не знала, что такое боль и отчаяние отвергнутой женщины? Ведь и ее саму вышвырнули вон, точно старую тряпку, и это после того, как она посвятила рыцарям святого Клемента долгие годы своей жизни! Она была их негласным поводырем, она использовала свое тело, свои грудь и бедра, губы и руки, убеждая их в правильности своих идей, ради их же успеха. Но стоило ей попытаться выступить из тени на свет, взять власть в свои собственные руки, как мужчины, так охотно принимавшие советы, лежа рядом с ней в темноте, и воплощавшие их днем, когда на небе сияло солнце, сорвали все ее планы. Она сделала их сильнее, она дала им власть, она проникла в самое сердце враждебного ордена. Без нее они никогда бы не добились такого успеха. И все же они отказались подчиниться ей, отказались единогласно, не тратя времени на обсуждение. Они возмутились совершенно спонтанно, рефлекторно, не раздумывая ни секунды… И Камилла снова отползла в тень, зализывая раны. Ей пришлось удовольствоваться тем, что ее сын смог занять тот высокий пост, на который она метила когда-то сама. Пиррова победа, не принесшая радости, — только горькое послевкусие.

Но это поражение не шло ни в какое сравнение с тем, что заставил ее пережить Декстер Шоу. Изгнание из рая, крах всех надежд, конец мироздания… Что до Энтони, то с ним все было совсем иначе. Он просто тихо исчез из ее теплой постели, из расставленных ею сетей, из ее жизни. Самой себе Камилла могла признаться, что волнующую остроту этому роману придавали не чувства, а сладкий вкус мести, которым она упивалась каждый раз, когда они занимались любовью. С каждым сладостным движением она мстила не только ордену, но и Декстеру Энтони стал ее железным кулаком, направленным против смертельных врагов. Он принадлежал ей, только ей. Никто, даже Джордан, не знал имени ее любовника. Как ловко она провела и Рюля, и всех остальных, включая собственного сына! Она жила ради обмана, только ради обмана…

Руки Дженни обвились вокруг ее шеи. Камилла почти слышала, как дрожат ее натянутые нервы. Страдание и боль, то, чем она кормилась, то, что давало ей возможность добиваться поставленных целей! Что ж, Энтони больше нет, но это не значит, что Камилла осталась одна. Теперь у нее есть Дженни, которой можно манипулировать.

— Все хорошо, все кончилось, — шептала она, — я с тобой.

Камилла поднялась на ноги, сжимая в объятиях свою новую игрушку.

— Что произошло, Дженни? — Она настойчиво потянула девушку к выходу из церкви. — Идем, скоро здесь будет полиция… Нам лучше поторопиться, пока не поднялась суета.

Они вышли на раскаленную улицу и услышали приближающийся вой сирен.