Завет - [128]

Он ввел последовательность в программу и нажал на кнопку подсчета. Компьютер выдал результат: стихотворный перевод древнегреческой загадки.

— Идти не может, но бежит, уста имеет, но молчит, не плачет, влагою полна, дано ей ложе — не для сна… — прочитал Рюль через его плечо. — Что это значит?

— Это река. — Браво рассмеялся. — Когда я был ребенком, отец читал мне эпическую поэму. Я очень ее любил. Начиналась она так: «Нынче в водах Дегирмена царь Давид лишился жизни, волей слуг, царя предавших, править стал Завоеватель…»

— Давид был последним из прославленной династии Комнинов, несколько веков правившей Трапезундом, богатейшим торговым городом на Черном море. А Дегирмен — река, протекающая через Трапезунд.

Отец Дамаскинос кивнул.

— Комнины исповедовали православие. Давид, последний из династии, был предан одним из своих министров, и Трапезунд, долгое время считавшийся неприступным, в 1461 году пал под натиском войска Мехмеда II, султана Оттоманской империи, известного как «Завоеватель».

Браво взглянул на Рюля.

— Завет не в Венеции, как я было решил. Нужно ехать в Турцию, в Трапезунд.

— Значит, путешествие продолжается, — произнес Рюль с едва заметной усталостью в голосе.

Браво почти не обратил внимания на его слова, впервые после смерти отца действительно целиком и полностью захваченный чувством чудовищной, преждевременной утраты. Он и не подозревал прежде, что может испытывать настолько глубокое горе.

Церковь Сан-Джорджио сияла под лучами солнца, окутанная жарким и влажным венецианским утром. Паоло Цорци и стражи собрались в голубоватой тени, постепенно отступающей перед ослепительным светом. На ближайшей campo кто-то исполнял арию красивым, хотя и не поставленным голосом. Мелодичные звуки мыльными пузырями летели над гладью канала, словно расцвечивая искрящийся воздух всеми цветами радуги.

Глаза стражей блестели, из полуоткрытых губ вырывалось учащенное дыхание. Дженни видела на их лицах странную смесь предвкушения, напряженности, беспокойства. Они ожидали начала битвы.

Она сгорала от желания подойти к наставнику и предложить свою помощь, но понимала, что это был бы не самый умный поступок. Ловушка врагов сработала блестяще: Цорци больше не доверял ей. Кроме того, и она не могла ему доверять; неважно, что он говорил по этому поводу, — Дженни читала по его глазам. Он солгал ей насчет Браво, а ложь имеет свойство неудержимо разрастаться, постепенно превращаясь в необходимость. Кому, как не ей, знать это?

Нет, поняла Дженни, теперь она должна отвечать сама за себя. Орден предал ее. Собственно, никто никогда не считал, что она чего-то стоит, ее просто терпели. Теперь она чувствовала, что готова возненавидеть Декса за то, что он сделал, за то, что вмешался в ее жизнь, обращался с ней как с вещью, игрушкой, а не личностью. В определенном смысле он продал ее в рабство точно так же, как это когда-то сделали родители Арханджелы. Орден или монастырь — какая, по сути дела, разница? И она, и Арханджела были узницами, сидя в клетках, предусмотрительно возведенных вокруг них мужчинами. Разница между ними заключалась лишь в том, что Арханджела нашла в себе силы перестать быть узницей.

Дженни вздрогнула, присматриваясь. Цорци и его люди наконец начали действовать. Они двинулись в сторону церкви, окружая здание, занимая позиции возле всех входов и выходов. Она ждала до последнего. Все стражи, кроме одного, замешкавшегося возле главного входа, уже были внутри. Дженни выскочила из укрытия и врезала стражу кулаком по почкам, а потом, когда он вскинулся и начал оборачиваться, аккуратно приложила его затылком о каменную кладку фасада, схватив за густые волосы. Натянув на себя накидку потерявшего сознание незадачливого стража и прихватив его пистолет, Дженни бесшумно проскользнула в церковь.

Браво краем глаза заметил движение, и одновременно Рюль, обладавший почти звериным чувством самосохранения, почуял приближение неминуемой опасности.

— Он здесь, — произнес Энтони. — Цорци добрался до нас.

Браво обхватил за плечи отца Дамаскиноса и потянул вниз, заставив того опуститься на пол за массивной скамьей темного дерева.

— Не двигайтесь, что бы ни произошло, понятно? — тихо, но твердо сказал он на трапезундском наречии.

Священник кивнул. Он увидел «Сойер» в руках у Браво, и, порывшись в полах своей рясы, достал пистолет.

— Даже в храме иногда необходимо защищаться, — шепнул он, протягивая его Рюлю рукоятью вперед.

Энтони коротко, почти по-военному кивнул священнику, — словно один солдат отдал честь другому, подумал Браво.

— Бог в помощь, — сказал отец Дамаскинос.

Браво положил руку на плечо Рюля, но тот все же произнес:

— Бог здесь совершенно ни при чем.

Они выглянули из-за переборки хоров. Отсюда четко, как на ладони, видны были крадущиеся враги. Цорци и четверо стражей. Но наверняка были и другие, прятавшиеся где-то еще.

— Они не причинят тебе вреда, по крайней мере, постараются не делать этого, — мрачно сказал Рюль. — А вот меня пристрелят, не успею я глазом моргнуть, если только дать им шанс.

— Значит, мы не дадим им шанса.

Рюль беззвучно усмехнулся и взъерошил волосы Браво, как делал когда-то, когда они оба были гораздо моложе.