Завет Кольца - [18]

И вот только мы кончили да-капо второй части, где дальше идет величественная пауза — такая пауза, которая подчеркивает всю возвышенность этой вещи, как вдруг в этот самый момент раздается: «Плюх!» Кто-то там сбросил камень — или что-то еще. И затем я опять слышу знакомое «топ-топ-топ», наполняющее все ходы и переходы сверху донизу. Они вернулись — в третий раз. Веселое дело.

На этот раз я сказал себе, что надо разобраться с ними самому. В бешенстве от этих постоянных помех я хватаю микрофон и свою дирижерскую палочку и двигаю наверх. Ударные ребята уже стартовали, стукачи тоже захотели поучаствовать; это была совсем неплохая идея: мы могли заодно потренироваться в маршировке, поскольку за последнюю сотню лет я пришел к выводу, что немного движения нашему шоу не помешает. Я даже отрепетировал некоторые особо эффектные хлопки крыльями, подскоки и заскоки, — и, посмотрев теперь, что эти ваши команды на здешних сценах вытворяют, должен сказать, что я не только правильно мыслил, но и очень грамотно все это делал. Помогло это мало, но об этом позже.

Не успели мы со стукачами преодолеть первые сорок этажей и только-только набрали по-настоящему хороший темп, как я опять услышал топот — в этот раз даже еще ближе, чем в прошлый. Значит, эти опасно наглые твари ничего, ну, то есть вообще ничего не поняли. И вместо того чтобы убраться подобру-поздорову, подошли еще ближе. Но, кроме того, я с испугом почувствовал, что там есть и еще… кто-то другой, — я ощутил присутствие кого-то из старых знакомых. Там определенно была одна шестерка из этих «Принцев Супер Илу», я совершенно отчетливо слышал знакомый тремолирующий голос. Прошло порядочно тактов, пока я сообразил, кто это был: это был Олли по прозвищу Луноход. Что, спрашивается, ему здесь нужно было — именно ему? Олли не был ни особенно хорошим певцом, ни вообще чем бы то ни было особенно хорошим, он был — как ни горько говорить гадости о былом коллеге, но приходится — полнейшей посредственностью, абсолютно серой мышью. Как раз тот тип, которого эти «Супер Илу» и могли использовать в качестве пушечного мяса — или правильнее будет сказать «шпионского»?

И теперь я наконец понял все. Они запустили к нам Лунохода Олли, чтобы срисовать нашу музыку. Значит, эти вечно вчерашние, эти мальчики из хора наконец поняли, что сердца стучат в такт с большим барабаном, но, вместо того чтобы пригласить нас, они решили нас обшпионить. Меня здорово разобрало. Они нас выкинули, они нас тысячу лет игнорировали, перекрыли нам дорогу на сцену и еще наслали на нас всю эту публику, словно мы не художники, как бы там ни было, а просто неизвестно что. А теперь они хотят украсть у нас нашу музыку! Если ты попытаешься представить себе сестер Хельвиг, вдруг сделавшихся «Роллингами» (они ведь из одного геологического периода), то, может быть, ты поймешь, что я имею в виду. Хейно ведь это же практически и показал, и я даже иногда думаю: а не похож ли этот тип где-то как-то на Курумо (может быть, они и его сюда подослали — кто знает)? Но вернемся к моим баранам. Олли ничего не должен был разнюхать, и — что еще важнее — ему следовало вообще отбить нюх. Но этот вульгарный мелкий шулер посмел захлопнуть дверь у меня перед носом! К счастью, у хозяина дома всегда под рукой запасной ключ, и вскоре я должен был догнать его вместе с его подельниками, которых у него, похоже, было минимум по одному каждого сорта — и на подхвате, и на прикрытии. Их уже порядком просочилось к нам в студию, но теперь этому будет положен конец! Я еще внизу скомандовал стукачам и ударным ребятам захватить с собой установку и теперь задал им микрофоном самый горячий, предельный темп: «Гах! Гах! Гах!» Вау! похоже было, что все мои хвори прошли, укрепляющие средства стоили потраченных денег и мой голос снова гремел. Окупились все мои тысячелетние труды по устройству конструктивной статики, потому что все вибрировало в такт, усиливая барабанные удары и резонируя так, что сердце прыгало. Я просто слышал, как Олли хрипит: «О, это горячо!» — но я точно знал, что в глубине души он все еще сопротивляется нашему музыкальному стилю. Впрочем, это уже не имело значения; я загнал Олли туда, где ему и место. Мы встретились с ним на узкой грани, отделяющей гений от безумия, которое рано или поздно станет злым роком моего искусства, но он явился в смехотворном облике старого серого смертного (как ему это удалось?). Ну, он так выбрал. Мне это только облегчало задачу.

Но тут вдруг раздался какой-то стонущий голос и запел что-то, звучавшее как «Ой-ё, ой-ё!». Мне это чуть весь мой концерт не сорвало. У Олли хватило смелости привести с собой одного из этих эстетствующих кастратов-любителей (поющих в свободное от работы время в хоре общества рыболовов), которые пытались не отставать от «Принцев Супер Илу» и для этого назвали себя «Перворожденные Супер Илу». Придурки все, как один. Мне стоило большого труда сдержаться, чтобы сразу на него не кинуться, но тут я себя сумел обуздать. Я должен был сконцентрироваться на Олли. Если бы Луноходу удалось вернуться, «Барабаны в глубине» стали бы известны не только всем слушателям, но — что было еще много хуже — и «Принцам Супер Илу» тоже. Тем временем моя злость так меня распалила, что я, кажется, уже почти дышал огнем; я знал, что на моих парнишек и на подручных Олли это должно произвести надлежащее впечатление, так что пламя моего гнева разгорелось еще ярче, когда один из смертных по ту сторону разделяющей нас грани — должно быть, по знаку Олли — неожиданно выступил против моих барабанщиков со своей музычкой. Это был какой-то блеющий негармоничный звук, который портил напрочь всю мою композицию и просто издевался над ней. Я скрипел зубами. И должно быть, дал какую-то чересчур корявую отмашку микрофоном, потому что где-то здорово треснуло, по шнуру побежали шипящие искры, он неожиданно взлетел, извиваясь в воздухе, искры посыпались на меня и достали до моей дирижерской палочки, которая, к несчастью, загорелась (в этот момент я думал только о том, что когда все это закончится, придется делать новую).