Завещание Тициана - [3]

Четыре раза ударив кулаком в дверь, он остановился: его рука дрогнула. Он задержал дыхание, ожидая приговора чумы. Чезаре — раздувшийся и агонизирующий или пышущий здоровьем? Живой или мертвый? И тут ставни второго этажа с грохотом распахнулись. В окно высунулась кудлатая голова. Слезы облегчения навернулись Виргилию на глаза.

— Племянник! Погоди, сейчас открою, — прогрохотало наверху.

До слуха оправившихся от страха перед неизвестностью молодых людей донесся шум суеты. Дожидаясь, пока им откроют дверь, Пьер подошел к витрине книжной лавки, где за настоящим стеклом лежали разложенные томики: «Неистовый Роланд» Ариосто, стихотворения Пьетро Бембо, «Открытые страны и новый мир» флорентийца Америго Веспуччи. Больше он ничего не успел рассмотреть, так как дверь с грохотом распахнулась. На пороге появилась приземистая фигура пузатого человека с лицом, заросшим бородой. Виргилий, а вслед за ним и Пьер были в буквальном смысле слова приподняты над землей венецианцем, прижавшим их поочередно к своей груди.

— Друзья моего племянника — мои друзья, — заявил он студенту-медику, слегка ошалевшему от столь пылкого приема. — Прошу в дом!

Чезаре Песо-Мануций был человеком лет сорока необычайной силы. Толстяк необъятных размеров с огромным брюхом, впечатляющими ляжками, мощным торсом и мускулистыми руками. В нем угадывался гурман, жуир, словоохотливый и горячий малый. Его пузатая фигура была увенчана косматой, прямо-таки медвежьей головой. Не задерживаясь на первом этаже среди книг, он повел гостей по узкой лесенке наверх. Там все расселись вокруг прочного стола из долмацкой сосны. Виргилий чуть было не придавил свернувшегося клубком кота. Он взял его на руки; тучный кот был представлен Пьеру:

— Это Занни, назван так в честь шутов из комедии дель арте, поскольку становится непревзойденным комедиантом, стоит ему завидеть пищу! Только не говорите, что откажетесь от бутылки клерета! — прорычал дядя. — Виноградное вино прямо из глубин Италии. Есть у меня и кипрское, если желаете. Еще одна бутылка, которая не достанется туркам!

Ни на минуту не замолкая, он открыл ларь, извлек оттуда две стеклянные бутылки и потряс ими перед молодыми людьми; те обменялись нерешительными взглядами.

— Кипрское… Черт побери, я бы не отказался, — наконец проговорил Пьер.

— Вот это дело, — обрадовался Чезаре. — Что может сравниться с добрым кипрским вином? Вам ведь известно, что наши константинопольские соседи зарятся на остров, да еще как. Чуть было не увели его у нас после бойни в Фамагусте[8]. Надо будет рассказать вам об этом! Но Святая Лига разделала их под орех при Лепанто[9]. Это было грандиозно! И об этом я вам тоже расскажу!

Он разлил вино по чаркам и уселся на скамье, где уже никому не хватило бы места.

— Чокнемся! — предложил он, подняв чарку. — Ваше здоровье, детки! Никогда еще этот тост не был так важен! Охрани нас, Господи, от этой треклятой чумы. За то, чтоб избавиться от нее навеки и начать снова наслаждаться жизнью, да просто жить, черт побери! — Он опорожнил чарку и налил себе еще. — Вот что я вам скажу, детки, — эта бесова эпидемия способна испортить даже вкус вина. А уж это просто последнее дело!

— Многих ли поразила в Венеции чума? — спросил Пьер.

— Насколько я знаю, эта дрянь пришла к нам с материка, а не по морю.

— Я слышал, из Германии?

— Не знаю, когда случились первые заболевания на границе республики, но здесь, в самой Венеции, все началось в прошлом году. Матросы завезли болезнь по Бренте и Бакхольоне. Сперва никто не обратил на нее внимания. «Еще один случай матросской болезни», — говорили меж собой. А потом настало лето, а с летом засуха, а с засухой по всему городу стали обнаруживать мертвых. Зима была лишь недолгой передышкой. С тех пор число заболевших все увеличивается. Десятки новых больных в день, порой доходит до сотни. Точно не скажу. Да и откуда мне знать?

В знак бессилия он уронил руку на стол. От удара стол задрожал, жидкость в чарках затряслась.

— В Падуе с конца весны по пять-шесть умерших в день в лазарете и больше полусотни в домах и на улице, — поделился Пьер тем, что знал от своих друзей-медиков. — В целом уже перевалило за десять тысяч умерших. Упокой, Господи, их души. Просто ужас! Если так пойдет и дальше, в Падуе останется две трети, а то и половина населения, если только осенью еще постоит тепло.

— И здесь открыли лазарет. Даже два, оба на островах, — вздохнул венецианец. — Новый лазарет на острове Святого Эразма — для тех, кого отправляют в карантин, и Старый — неподалеку от Лидо — для тех, кому уж не выкарабкаться. Однако почти ничего не было предпринято, дабы избежать худшего. Наш дож не пожелал знать, что творится. Я бы даже сказал: ему нравится быть слепым. Тому назад два месяца он созвал на консилиум известнейших медиков, но все это превратилось в комедию. Досадный и постыдный маскарад. Тьфу, гадость!

— Я знаком с одним из тех, кто присутствовал на этой встрече в герцогском дворце. Это было десятого июня, верно? — вмешался Пьер. — Этот человек вышел оттуда потрясенным.

— Я сам присутствовал на этой жалкой комедии, — продолжал Чезаре. — Депутат по делам здоровья заказал книги моему кузену. Но тот почел за лучшее покинуть город в начале июня: вот я и взялся доставить заказ. Это были: «Хирургия» Ги де Шольяка, «Консилиум по вопросам чумы» Бернардино Томитано, «Соображения по поводу чумы» Алессандро Бенедетти и «De Contagione et de Contagiosis Morbis et eorum Cautione»