Завещание таежного охотника - [4]

— Соболь? — удивился Рогаткин. — Так ведь на него охотятся только зимой.

Геолог смутился, но его выручил агроном Холкин:

— По-видимому, вы хотите только наблюдать за соболем?

— Вот именно, — сразу же подтвердил юноша. — Я хочу… поближе познакомиться с жизнью этого зверька.

Рогаткин, спрятав улыбку, заметил:

— Очень интересное занятие. Только неудачное время года. Сейчас, в конце лета, выслеживать соболя почти невозможно. Просто удивляюсь, как вы этого не учли… Может быть, у вас еще какое дело есть, а ради соболя в такую дальнюю дорогу кто ж пустится?..

Феклистов с минуту помолчал, потом произнес негромко:

— Да, работы будет немало.

Такое объяснение звучало довольно скупо, и вся история с соболем показалась нам странной. Самый факт, что геолог увлекается наблюдением за соболем, был необычен. Или он подшучивал над нами, или скрывал действительную цель своей поездки. Заинтересовавшись, я спросил:

— Должно быть, вы едете в тайгу на геологические изыскания?

— Нет, моя поездка носит иной характер. Она связана с научной работой моего дяди — биолога. Он сам хотел поехать в тайгу, но его неожиданно послали на Международную конференцию в Стокгольм. И я еду вместо него…

Я невольно насторожился: неужели еще одно совпадение?! Дело в том, что вместе со мной должен был ехать один биолог, который, как и я, принял в прошлом году приглашение старого охотника. И вот месяц назад мы с ним списались и обо всем условились, но в последний момент он позвонил, что выезжает в Стокгольм. В день своего отъезда я получил от него письмо, но торопился на вокзал и, не читая, положил его в портфель.

— Я знаю одного биолога… Анастасия Серафимовича Реткина, — неуверенно начал я. — Мы с ним…

— Мой дядя! — перебил удивленный геолог. — Значит, вы тоже едете к Петру Андреевичу Чижову?

— Угадали, — рассмеялся я. — Стало быть, речь идет об одном и том же приглашении. До полной компании не хватает еще третьего — профессора Гулкова. Но он писал мне, что, к сожалению, поехать с нами не сможет: занят. Разве дядя ничего не говорил вам о нас, о нашем уговоре?..

— По правде говоря, он что-то об этом говорил мне, даже описал каждого из вас. Но в спешке я все запамятовал… Может быть, вам это покажется странным, но, право же, голова у меня была забита совсем другим!

— Понимаю. Я тоже не успел прочесть письмо вашего дяди…

Письмо биолога Реткина было коротко. Он сообщал, что у Чижова я встречу его племянника, Олега Андреевича Феклистова, и просил помочь ему в работе, которая, по-видимому, будет нелегкой, но обещает быть интересной.

Письмо заставило меня задуматься: странное дело, Реткин просил помочь его племяннику, а ни словом не упоминал, о какой работе идет речь.

— Насколько мне известно, дядя предупредил Чижова о моем приезде. На всякий случай у меня с собой еще одно письмо… — сказал Олег.

— Значит, едем вместе…

— К сожалению, — возразил геолог, — я должен сойти раньше. Мне нужно задержаться в Чите по служебным делам. Так что у Петра Андреевича вы будете раньше меня…

— Передать ему письмо вашего дяди?

Мое предложение почему-то обеспокоило Олега. Он пытался улыбнуться, но улыбки у него не получилось.

— Спасибо, но не буду вас затруднять. Это ведь не к спеху, письмо я передам сам, — торопливо сказал он.

Наши попутчики внимательно следили за разговором, и Рогаткин высказался насчет нашей случайной встречи:

— Хорошая примета! — Он помолчал. — Вот что, друзья мои, вам предстоит нелегкий путь, а, сознайтесь, много ли вы знаете о тайге? По-видимому, столько же, сколько знает большинство людей: совсем немного или вообще ничего.

Я согласился, и сибиряк продолжал:

— Вот вы отправляетесь на охоту, в странствия по тайге. Попадаете в незнакомую обстановку… Если позволите, я немного подготовлю вас к этому.

Слова Рогаткина несколько задели меня: ведь он уже знал, что я не новичок в охотничьем деле, немало уложил волков и медведей. Заметив, что его слова обидели меня, Рогаткин примирительно произнес:

— Ничего, Рудольф Рудольфович. Вы знаете Карелию, леса Архангельской, других северных областей, а ведь все это, батенька, не тайга… Кое-что о ней я вам расскажу, а вы потом убедитесь, прав ли был я…

Он помедлил.

— У меня особое отношение к тайге. Большую часть года я провожу в разъездах. Езжу по факториям и охотничьим кооперативам, заключаю договора на контрактацию пушнины. Сам я охотник и вырос в тайге. Когда-то я учился на медицинском факультете, затем перешел на естественный. И хотя естествознание было моим любимым предметом, вышло так, что спустя два года я покинул университет: заболел. Вернулся в тайгу, и теперь я официальный эксперт и оценщик пушнины. Это мое основное занятие. А второе — пишу. Понимаете, невозможно не рассказывать обо всем, что видишь в тайге… Ну вот, — он смущенно улыбнулся, — вот и мучаюсь. Пишу дома, в поезде, на пароходе, пишу в любой обстановке. Сначала друзья надо мной посмеивались, но теперь поверили, что это совсем не забава… Ну, кажется, и все о себе. О тайге скажу больше.

Я постараюсь воспроизвести здесь по возможности точнее рассказ, который мы тогда услышали.

— Изо дня в день идет человек по тайге, и поверхностному наблюдателю все в ней кажется одинаковым: полумрак, на высоких деревьях белеют сухие ветви, а на них гирлянды серого и серебристого лишайника… То и дело попадаются пни, сломанные деревья, пахнет гнилью, тлением — мрачно становится на душе у человека… Только резкий крик кедровки и стук дятла нарушают тишину, царящую в этом темно-ветвистом лесу.