Завещание сквайра Тоби - [4]

Наступила тишина.

— А сами вы как думаете, мастер Чарли, что бы это могло быть? — спросил Купер.

— Ничего в голову не идет. Никогда мне не напасть на след — никогда, слышишь? Может, это было что-нибудь о проклятом горбуне, Скрупе, что клялся перед судьей Гингэмом, будто я уничтожил доверительный акт на поместье — я и отец. Клянусь спасением души, Том Купер, никогда я не слыхал более гнусной лжи! За такие слова надо бы его к суду притянуть да наложить штраф раз в десять больше, чем у него есть, да только с тех пор, как в Джайлингдене перевелись денежки, судья Гингэм ради меня пальцем не пошевелит, а сменить стряпчего я не могу, я ему кучу денег задолжал. А он, мерзавец, клялся, что когда-нибудь повесит меня за такие штучки. Да, так и сказал — не успокоюсь, мол, до тех пор, пока не отправлю тебя на виселицу, так что, наверно, о чем-то таком старый хозяин и тревожился. С ума можно сойти. Никак вспомнить не могу, ни слова не идет в голову, только угрозы, а вид у него был — прости, Господи, нас, грешных — страшнее некуда!

— Что ж тут удивительного. Помилуй, Господи, его душу! — вставил старый дворецкий.

— Да уж точно. И не говори никому, Купер, слышишь — ни одной живой душе, что вид у него был хуже некуда.

— Боже упаси! — потряс головой старый Купер. — А я, сэр, вот что думаю: может, он решил, что мы ему почтения мало оказываем? Ни камня могильного не положили, ни имени на табличке не написали. Может, потому и обиделся.

— И то правда! Как я раньше не додумался. Надевай шляпу, старина, и пойдем со мной. И впрямь пора присмотреть за могилой.

В дальнем уголке парка, у обочины дороги, под сенью могучих деревьев лежит небольшой старинный погост. К нему ведет узенькая извилистая тропинка. Близился ясный осенний закат. Заходящее солнце разрисовало причудливыми длинными тенями увядающие окрестности замка. Молодой сквайр и старый дворецкий медленно брели туда, где вскоре суждено было лежать и самому Красавчику Чарли.

— Что это за пес так завывал вчера ночью? — спросил сквайр дорогой.

— Чудной какой-то пес, мастер Чарли. Наши-то все были во дворе, а этот бегал перед домом — белая собака с черной головой, бегал да все обнюхивал крылечко, которое поставил старый хозяин, помилуй его Бог, чтобы залезать на лошадь, когда у него колено болело. А потом вскарабкался на самую верхушку да принялся выть прямо на окна. Так и захотелось швырнуть в псину чем-нибудь, ей-богу!

— Эй! Уж не этот ли? — внезапно остановился сквайр, указывая тросточкой на грязно-белого пса с огромной черной головой. Пес широкими кругами носился вокруг них, то и дело припадая к земле с той робкой униженностью, какую хорошо умеют напускать на себя собаки. Чарли свистом подозвал пса. Это был большой голодный бульдог.

— Да, изрядно его поносило по свету — тощий, как палка, весь в грязи, а когти стерлись аж до самых лап, — задумчиво произнес сквайр. — Знаешь, Купер, пес неплохой. Отец любил хороших бульдогов, умел отличить дворняжку от породистого пса.

Пес умоляюще заглядывал прямо в лицо сквайра. На морде у него застыло свойственное этой породе угрюмое выражение, и сквайру невольно пришла в голову непочтительная мысль: до чего же похожа эта псина на его курносого отца, когда, яростно сжимая хлыст, он на чем свет стоит ругал сторожа.

— Надо, пожалуй, его пристрелить. Будет скотину пугать да наших собак резать, — сказал сквайр. — Слышишь, Купер? Велю сторожу, чтобы сделал все, как надо. Такому зверю ничего не стоит овцу загрызть, да только не видать ему моей баранинки.

Но от собаки было не так-то легко отделаться. Он тоскливо взирал на сквайра, а когда мужчины отошли подальше, робко двинулся за ними. Напрасно сквайр с дворецким пытались его прогнать. Зверь кругами метался вокруг них, подобно адскому псу из «Фауста», разве что не оставлял за собой огненный след. При этом он напускал на себя заискивающий вид, от которого непременно дрогнет сердце у всякого, кто осчастливлен столь неожиданной привязанностью. Растроганный сквайр снова подозвал пса, потрепал по спине и не сходя с места признал своим.

Пес прилежно следовал за ними по пятам, словно всю жизнь прожил в Джайлингден-Холле под покровительством Красавчика Чарли. Купер отпер узкую железную дверцу, и пес вошел следом за ним в древнюю часовню без крыши.

Правильными рядами темнели на полу могилы рода Марстонов. Часовня не была похожа на склеп. Покойники лежали в отдельных могилах, окруженных каменными бордюрами. Над могилами возвышались каменные саркофаги; на крышке каждого из них была высечена эпитафия. Только на могиле сквайра Тоби не было надгробной надписи, лишь трава да каменный бордюр выдавали место погребения в ожидании времен, когда семья сможет позволить себе возвести подобающий надгробный памятник.

— Да, выглядит и впрямь неважно. Вообще-то это забота старшего брата, но, раз уж ему дела нет, я сам присмотрю за могилой. Да, старина, я высеку крупными буквами, что старший братец не хочет руку приложить к отцовской могиле и взвалил все на младшего.

Они побродили по маленькому кладбищу. Солнце низко склонилось над горизонтом, облака сияли тусклым металлическим блеском, словно раскаленные докрасна свинцовые болванки. Лучи солнца, отраженные от низких туч, разливали в сумерках зловещий багрянец. Чарли еще раз оглянулся на крохотную часовню — безобразный пес растянулся на могиле сквайра Тоби и казался раза в два длиннее своего естественного роста. Он вытворял такие штуки, что у молодого сквайра мурашки поползли по спине. Если вам доводилось видеть, как кошка катается по полу, обхватив лапами пучок валерианы, как она извивается и скребет когтями в чувственном экстазе, то вы имеете приблизительное представление о том, что выделывал на глазах у Красавчика Чарли осатаневший пес. Голова чудовища раздулась до неузнаваемости, тело стало длинным и тощим, лапы беспорядочно вихлялись. Сквайр с Купером изумленно взирали на него. Вдруг сквайр, дернувшись от отвращения, дважды обрушил на нежить тяжелую трость. Зверь очнулся и, толстый и кривоногий, как обычно, яростно оскалился на сквайра, стоявшего напротив него в ногах могилы. Глаза его горели злобным зеленым огнем.