Завещание мужества - [44]

Шрифт
Интервал

Высокий человек, которого я видел около стенной газеты, прошел к кафедре между рядов. Он окинул всех взглядом своих больших, глубоких и немножко печальных глаз и сказал:

— Начнем? Я в Самарканде третий раз. Очень хотелось встретиться с филологами. Признаться, боялся, что сегодня встреча не состоится. Ведь все готовятся к выезду на уборку хлопка.

Семен Гудзенко кратко охарактеризовал основное направление советской поэзии в послевоенные годы.

— У нас еще много пишут стихов о войне, — сказал он. — Да это и понятно. Эта тема надолго. Пишут наши поэты и о мирном труде. И это хорошо. Однако почему-то мало пишут о жизни советских воинов в мирной обстановке, о их трудных буднях. Меня эта тема захватила всего. Вот уже несколько лет бьюсь над «Дальним гарнизоном». Закончил поэму, напечатал, но неудовлетворен, часто бываю в воинских частях и проверяю на солдатах правдивость написанного. В правдивости изображения — вся сила нашей поэзии… Я просмотрел несколько выпусков вашего рукописного альманаха «Путь молодых». Отметил, многие из ваших начинающих поэтов мало знают жизнь, слабо знакомы с поэтической техникой. Очень много стихов вы пишете о природе и любви, мало о сегодняшнем дне. А дни-то у вас какие! Горячие, боевые!

Семен Гудзенко рассказал нам и о своих трудностях, неудачах, внушая нам мысль, что поэзия трудное, повседневное дело.

Нам казалось странным, что поэт, выпустивший уже несколько сборников стихотворений, «не похвастался» ни одним из них, ни разу не оттенил свою удачу. Но эту удачу, талантливость, искренность и глубокое знание жизни мы почувствовали, когда он стал читать нам свои стихи.

Он прочел «Балладу о дружбе». Но как прочел! Семен Гудзенко преобразился. Того человека, который только что спокойно рассказывал о поэзии, уже не было. Был Гудзенко-боец. Он был весь в напряжении, словно готовился к смертельной схватке с врагом. И когда он прочел:

Мне дьявольски хотелось жить, —
пусть даже врозь, пусть не дружить,
Ну, хорошо, пусть мне идти,
пусть он останется в живых.
Поделит с кем-нибудь пути,
и хлеб, и дружбу на двоих.
И я шагнул через порог… —

мы все замерли, мы ясно почувствовали, что это поэтом не выдумано, что он это пережил, что он и тогда и сейчас — всегда готов ради друга идти на смерть. И поэт стал нашим лучшим другом, за которого мы теперь тоже готовы были идти в огонь и в воду.

Крепко ударили нас по сердцу эти строки.

То, что Семен Гудзенко наш, современный комсомольский поэт, поэт молодости и отваги, певец современных мыслей, чувств и переживаний молодежи, мы еще глубже почувствовали после горячего чтения таких стихов, как «Память», «Перед атакой», стихи из «Сталинградской тетради». Мы всем сердцем осознали, что жизнь для Семена Гудзенко — это беспрерывная борьба, неустанный труд, крепкое единение с народом, что он «всегда перед атакой».

А потом с улыбкой и с какой-то особой задушевностью поэт прочел нам «Вешние воды». Помню, после мы повторяли четверостишие из «Вешних вод», так образно рисующее картину русской природы:

Черемух белые платки
мелькнули в мелколесье,
как будто кто-то у реки
их просушить повесил.

Мы дружно аплодировали и тем строкам из ненапечатанных еще стихотворений, которые изображали среднеазиатские пейзажи, были наполнены самаркандским воздухом.

По окраине заречной, где сады
над потоком замутненным, но студеным,
к сентябрю, напившись солнца и воды,
спины гнут под урожаем многотонным;
по окраине булыжной, как всегда,
как по зимней норме с неба синих сводов,
телеграфные забиты провода
снегом хлопкоочистительных заводов…

После встречи мы все вышли вместе с Семеном Гудзенко на бульвар. Мы увидели, как он утомлен. По дороге в гостиницу он говорил мало. Шел медленно, смотрел себе под ноги, загребал носком обильно нападавшие на тротуар огромные листья чинар и тополей.

Я и Василий Шутов[5] попросили у Семена Петровича разрешения завтра зайти к нему.

— Что ж, заходите. Часов в одиннадцать…

Утром, когда мы вошли в номер к Семену Гудзенко, он полулежал на диване и читал. На подоконнике, на диване лежали свежие газеты, журналы. Как бы пересиливая себя, чуть приподнявшись, он улыбнулся и сказал:

— Садитесь, садитесь, — и, помолчав, добавил: — Мне что-то сегодня нездоровится. — Он провел несколько раз по животу ладонями, его лицо на какое-то мгновение исказилось. Потом он обратился к нам: — Ну, что там у вас новенького? Выкладывайте!

Хотя он старался быть веселым, однако глаза его были печальные, он часто смотрел через нас, в окно, на улицу. Ни я, ни Василий не знали тогда, что Семен Гудзенко был тяжело ранен в живот в 1942 году.

Василий стал читать свои стихи. Семен Гудзенко не перебивал, слушал, а когда Василий кончил читать, неожиданно спросил его: «Сколько вам лет?» Василий ответил. «Значит, 1923 года рождения. Мы почти ровесники. Был на фронте! — он утвердил это, посмотрев на боевой орден Василия. — А вот этого как раз и не ощущается в ваших стихах. По стихам не видно, что вы прожили такую трудную и интересную жизнь. Тематика у вас какая-то отвлеченная. И такие спокойные стихи… Я думал, что в ваших стихах отобразится окружающая жизнь, ваша республика. Ведь сколько кругом примечательного! — Он взял со стола огромную розовую гроздь винограда осеннего сорта и сказал: — Какая внутренняя сила! Сколько энергии и какой прекрасный урожай! Видите, как крепко прижались виноградинки. Такую бы силу в стихи!»


Еще от автора Семён Петрович Гудзенко
Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворения

CЕМЕН ГУДЗЕНКО (1922–1953) родился 5 марта 1922 в Киеве в семье инженера и учительницы. С 1939 учился в МИФЛИ, в июле 1941 вместе с однокурсниками (в т. ч. будущим известным поэтом Ю.Левитанским) ушел добровольцем на фронт.Оправившись после тяжелого черепного ранения (впоследствии вызвавшего опухоль мозга и преждевременную смерть поэта), вернулся на фронт армейским журналистом. В первом стихотворном сборнике Гудзенко Однополчане (1944) характерный для мифлийцев сплав дерзкой энергии стиха (влияние В.Маяковского) и балладно-романтической, «флибустьерской» традиции (родственной поэзии П.Когана) выявляется на военном материале как парадоксальное, на первый взгляд, сочетание бравурности и натуралистической обнаженности, радостной готовности погибнуть за Родину — и оскорбляющей естественную человечность грязи узаконенных убийств (хрестоматийный пример — первые и последние слова стихотворения Перед атакой: «Когда на смерть идут — поют… И выковыривал ножом / Из-под ногтей я кровь чужую»).Эта сложность мироощущения интеллигентных мальчиков, с энтузиазмом шедших на войну и глубоко травмированных ею, вылившаяся у поэтов сходной судьбы в спектр самых различных переживаний, в нервном и беспокойном творчестве Гудзенко, полном, тем не менее, неиссякаемого оптимизма, породила мотив жизнеутверждающего мужества, призыва к наслаждению всеми красками бытия («Но когда мы вернемся, / А мы возвратимся с победой, / Все, как черти, упрямы, / Как люди, живучи и злы, / Пусть нам пива наварят / И мяса нажарят к обеду, / Чтоб на ножках дубовых / Повсюду ломились столы» — стихотворение Мое поколение, стилистически и содержательно воспринимаемое как продолжение стихотворного манифеста погибшего на войне поэта-«мифлийца» Н.Майорова Мы).Критика усматривала в творчестве Гудзенко опрощающее снижение героического накала «битвы народов» и в то же время осуждала невозможность для поэта отойти от военной тематики — трактуемой Гудзенко, однако, не столько как временная, ситуативная, сколько как общезначимая жизненная коллизия, требующая от человека максимальной мобилизации духовных и физических сил, как определяющая часть жизни его поколения, его вечная «малая родина» — всепрощающая и всепонимающая «провинция» (сборники Курская тетрадь, После марша, оба 1947; Битва, 1948; Солдатские стихи, 1951, и др.; поэмы Памяти ровесника, 1945; Подвиг ровесника, отчасти — полная эмоционального напряжения поэма Лирическая хроника, обе 1947).В поэтических сборниках Гудзенко, навеянных многочисленными поездками по стране (Закарпатские стихи, 1948; цикл Поездка в Туву, 1949; Новые края, 1953; поэма Дальний гарнизон, 1950 — о мирных буднях Советской Армии), как и в опубликованных в 1962 его дневниковых Армейских записных книжках, снова высвечивается траектория жизненного пути Гудзенко: с «вершин» «стрелкового батальона» — в поэзию.Умер Гудзенко в Москве 12 февраля 1953.


Рекомендуем почитать
И всегда — человеком…

В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.


Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.