Завещание бессмертного - [5]

2. Тайна второго имени

 В то же самое утро во дворце бывшего начальника кинжала Эвдема проснулся человек с изрядно помятым лицом и туго соображающим взглядом.

 Это был один из тех римлян, о котором упомянул в своем докладе Зимрид – тот самый Гней Лициний, у которого похитили и тут же возвратили три сундука. Несколько мгновений он встревоженно оглядывался вокруг, словно силясь понять: кто он, откуда и почему здесь…

И дело было не только в том, что он был после обильного ночной пирушки. На это у него были свои веские причины.

 Вид роскошной спальни несколько успокоил его. Она не была похожа ни на тюремную камеру, ни на комнату пыток. И он уже без страха встряхнул головой, приводя в порядок мысли, выстраивая их в четкую цепь событий, которая предшествовала его появлению тут.

 Гней Лициний — это было его не настоящее имя. Под ним Луций Пропорций, а именно так звали этого человека, прибыл в Пергам чтобы выполнить задание чрезвычайной важности. Он должен был убедить Аттала завещать свое царство Риму, а если тот откажется, любыми путями поставить на подложном документе царскую печать, и затем отравить царя. Для этого городским претором ему был вручен перстень с ядом, от которого не было противоядий. В этом Луций смог убедиться буквально в тот же вечер, на своем кредиторе, который чудом вернулся из Сицилии, где власть захватили восставшие рабы. Не желая расставаться с чужими деньгами, которые уже привык считать своими после ложного известия о гибели кредитора, Луций отравил его. При этом, развязав язык кредитора выпивкой и азартной игрой в кости, он еще и выведал, где тот спрятал от рабов свои несметные сокровища…

 После этого он велел избить до полусмерти и выбросить умирать на остров Эскулапа единственного свидетеля обеих тайн, своего раба–пергамца по имени Прот, и со спокойной совестью отправился в путь.

 По дороге Луций хотел было вызвать на помощь своего брата близнеца Квинта. Решительный и бесстрашный, как бывший центурион, тот привык разить в грудь любого врага, в отличие от трусливого и осторожного Луция, который предпочитал нанести удар в спину. Чрезвычайно похожие, они могли бы раздвоиться в Пергаме и прекрасно дополнить друг друга! Но опасение, что все награды и сокровища кредитора тогда придется делить с братом, остановило Луция.

 Нет, все будет принадлежать ему, и только ему!

 С этими радостными мыслями он ехал в Пергам, даже не подозревая, что рабу не только удалось выжить и бежать с острова Эскулапа, но и добраться до Сицилии, где он сумел найти сокровища. Этот раб давно бы уже уехал на свою родину, чтобы предупредить Аттала о грозящей опасности… Но переняв вместе с остальными привычками хозяина и его жадность, он также не смог отдать все сокровища царю рабов Евну, что задерживало его в Сицилии на неопределенное время…

 Так Луций Пропорций добрался до Пергама и в первый же час пребывания в нем едва не оказался без вещей и документов в чужой стране, под чужим именем, среди враждебного чужого народа!

 Воры, пока он, усыпленный восторженными рассказами влюбленного в свой Пергам носильщика, осматривал достопримечательности столицы, похитили его сундуки, и если бы не помощь пергамского вельможи, он бы и не знал, где бы теперь был и что делал… Точнее – что бы с ним делали…

 Но к счастью, все обошлось. И все благодаря его нечаянному спасителю!

«Как же его звали?…Что–то такое короткое, как выстрел и певучее, как греческий стих…» — потер лоб пальцами Луций и, уже окончательно приходя в себя, с облегчением выдохнул:

— Ах, да — Эвдем!

3. «Базилевс» и «консул»

Несколько услужливых рабов, предугадывая каждое желание, заботливо умыли гостя, расчесали, умастили тело дорогими благовониями и принесли его одежду. Его ли?

Луций растерянно взглянул на белоснежную тунику, с любимой им бахромой на рукавах, но только сделанную из тончайшей восточной материи, стоимостью не меньше десяти обычных туник, на новые, украшенные золотыми пряжками сапоги, которым в Риме вообще бы не было цены.

Он хотел было сказать, что это не его одежда, но на плечи уже легла невесомая и вместе с тем необычайно уютная, заботливо сохраняющая тепло туника, а сидящий подле него раб застегнул ремешки сапожек, пришедшихся как раз по ноге Луцию.

 - Живи вечно, господин! — бухнулся он лбом перед поднявшимся римлянином, и все остальные рабы, бормоча «Живи вечно!», пятясь, поползли к двери.

Едва последний раб скрылся за дверью, как в роскошно обставленную спальню вошел управляющий, полный мужчина с гладким, круглым лицом евнуха. Скрестив на груди пухлые руки, он поклонился, всем своим видом давая понять, что немедля выполнит любое желание гостя своего господина.

 - Ты, верно, ошибся, приказав рабам принести мне эту одежду! — трогая тунику, глубоко вздохнул Луций. — Такую может носить разве что только сенатор или даже консул!

 - Это скромный подарок моего господина достопочтенному гостю, — тонким голосом пропищал управляющий.

 - Да?! — приятно поразился Луций и повлажневшим от избытка чувств голосом спросил: — А где же сам Эвдем?

— Он занимается со своими клиентами и ждет, когда ты освободишься!