Завещание барона Врангеля - [65]

Он был прав, с запоздалой самокритичностью оценивая свои и Купереновы подвиги. Архивы тайной канцелярии Наполеона хранят в себе, по-видимому, лишь часть совершенных Купереном и Гранье нечистых дел. В последнее время уволенный из армии барон писал мемуары, а по вечерам играл в шахматы в знаменитом парижском кафе «Режанс», где некогда сиживал за шахматной доской сам Бонапарт. Уделом же полковника Куперена было чтение романов и беседы наедине со своим покровителем и другом бароном Гранье…

Бой часов прервал воспоминания Гранье. Придвинув к себе трубку на бронзовой подставке, барон раскурил ее и с наслаждением пустил кверху кольцо дыма.

— А все же, полковник, мы неплохо потрудились! Император был бы доволен нами. Документы, привезенные вами из Семлева, стоят любых сокровищ! Теперь наш долг — доставить прах императора со Святой Елены в Париж. Однако я хотел бы вернуться к прежнему нашему разговору и спросить вас: почему русские до сих пор не обнародовали правду о кресте? Ведь для России Иван Великий — что для нас Нотр-Дам…

Куперен снова зябко повел плечами.

— Все это так, месье, но применять к России обычные мерки бессмысленно. Конечно, истина о кресте желанна для Петербурга и немалого стоит, но Николай молчит, потому что признаться в собственном невежестве выше его сил. Кроме того, существует национальная гордость. Сами посудите, месье… Двадцать лет помещики Смоленщины искали одну из самых дорогих святынь Кремля, мечтали о другой добыче… Кто же теперь решится выставить себя перед целым светом круглым дураком?

— Да, полковник, иногда мне хочется вычеркнуть эту страну из памяти. Но… Видимо, время от времени нам суждено вспоминать о ней. Я имею в виду сокровища Несвижского замка. Император очень сокрушался, что вам не удалось доставить их в Париж. Представляю удивление нынешнего хозяина крепости, узнай он каким-то образом о нашей тайне!

Куперен усмехнулся:

— Думаю, господин барон, разговор об их сокровищах придется отложить на несколько десятилетий. Может быть, кладоискателям будущего повезет, и они окажутся счастливее смоленского губернатора? Но доберутся ли они когда-нибудь до затопленного подземелья? Этого нам не суждено узнать. Пока же, господин барон, мы являемся с вами обладателями пусть призрачных, но огромных ценностей. В старости даже это согревает душу! — Глаза полковника заблестели. — Когда-то Наполеон заставил нас с вами играть в его «пьесе» определенные роли… Теперь пришло время откровенно признаться: может быть, мы были и неплохими актерами, но сам «спектакль» оказался из рук вон слабым. Оглядываясь на свою жизнь, месье, я думаю, что сгодился бы для лучших ролей!

Услышав такое признание полковника, Гранье вскинул голову, собираясь возразить ему, но промолчал, устремив задумчивый взгляд в затухающее пламя камина.

Послесловие

С детских лет я слышал, что сокровища Бонапарта затоплены в одном из озер Смоленщины. И все же мне повезло больше, чем многочисленным искателям трофеев французского императора, хотя я и не стал обладателем миллионного состояния, как о том мечтали некоторые из ретивых кладоискателей.

Думаю, слово «легенда» вообще мало подходит к истории исчезновения «клада» Наполеона. Какая это, право, легенда, если было точно известно, что сокровища сокрыты на дне Семлевского озера?! Ведь «свидетелем» этого события был сам граф Ф.-П. Сегюр, генерал-адъютант Наполеона. Вот и известный английский романист В. Скотт утверждал то же. Вторил Сегюру и русский военный историк А. Михайловский-Данилевский… И если после таких-то серьезных свидетельств сокровища не были найдены, то тут одно из двух: либо их плохо искали, либо Сегюр и иже с ним что-то напутали.

В математике существует понятие «доказательство от противного». «Почему бы не применить его к загадке трофеев Бонапарта?» — подумал я однажды. А что, если они вовсе не были потоплены? Но чтобы ответить на эти вопросы, надо было сделать «самую малость»: найти трофеи.

Прежде всего следовало исходить из того, что перед вступлением армии Наполеона в Москве из Кремля были эвакуированы многие ценные вещи, в том числе богатые коронационные украшения и сокровища Патриаршей ризницы стоимостью в двадцать один миллион рублей. Однако в Кремле еще оставалось много пушек старого литья, в Арсенале — знамена, доспехи, тысячи ружей, шпаг… Не были сняты богатейшие оклады на иконах в кремлевских соборах, в большинстве церквей и монастырей Москвы. Московский викарий Августин едва успел вынести из Успенского собора древние иконы: Иверскую и Владимирскую.

Пора наконец внести ясность и в роль главнокомандующего Москвы графа Ростопчина, отвечавшего за эвакуацию московских ценностей. Длительное время некоторые историки обеляли его, утверждая, что пожар Москвы и сопутствовавшее ему разграбление города — дело рук одних французов. Такая постановка вопроса не соответствует исторической правде. Невероятно, чтобы неприятель сам совершил поджог, тем лишая себя крова и пищи. И хотя Ростопчин, выйдя в отставку, писал из Парижа, клянясь в своей непричастности к пожару, его утверждение не согласуется с общеизвестными фактами. Ведь не сделав ничего для эвакуации имущества горожан, Ростопчин тем не менее приказал вывезти из Москвы противопожарные средства. В больницах и госпиталях остались тысячи больных и раненых. По приказу того же Ростопчина из тюрем выпустили колодников. Французы вылавливали поджигателей, судили и расстреливали их прилюдно, но и сами способствовали распространению пожаров, поскольку, взбудораженные военными успехами и вином, были неосторожны в обращении с огнем.