Завербованная смерть - [58]

– А ничего и не говорит, – дернул плечами циркач, – его же вместе с тобой в полицейский участок загребли, так?

– Ну, – подтвердил Александр.

– Вот. А когда вернулся, говорит, – продолжал клоун, – в трейлере уже никого не было. И куда она подевалась – не знает. Может, пустилась во все тяжкие, предалась, так сказать, разврату…

– Чушь собачья! – возмутился Александр.

– Чушь-то чушь, а только что ему остается? Это ведь его ассистентка, значит, ему и отвечать, – пояснил Игорь Вениаминович, – и за поведение, и за срыв программы. Вот он и будет сейчас вешать на нее всех собак. Мол, оказалась морально неустойчивая, впервые в жизни увидела западные прелести и поддалась соблазнам, стала пить, гулять направо и налево. Сделает из нее крайнюю. Не ему же быть козлом отпущения. Давай-ка еще бутылочку возьмем? – предложил старый клоун, поскольку вино быстро закончилось. – Хороший портвешок. «Commandaria», – прочитал он название вина, – надо будет прихватить с собой пол-ящичка.

– А вдруг она пошла на пляж и утонула? – Александр предположил самое худшее. – Что тогда?

– Тогда это меняет дело, – пояснил циркач, – тогда она останется в нашей памяти как морально устойчивый гражданин и истинный патриот своей родины.

– Да ну вас, – отмахнулся от собеседника Оршанский, – вам бы все шутить.

– Профессия такая, – печально вздохнул клоун, – хотя жизнь совсем другая.

– Извините, Игорь Вениаминович, – Александр встал и засобирался, – но сегодня я вам компанию не составлю. Разве что немного попозже.

– А ты куда? – поинтересовался артист. – Изольду, что ли, искать? Так где ты ее сейчас найдешь?

– Изольдой я займусь чуть попозже, а сейчас мне надо сходить в другое место.

– Правильно, – поддержал его старый клоун, – одна пропала – другая есть. Эта пропадет – та найдется. Ты хоть помнишь, где Гогоберидзе-то живет? Сам дорогу найдешь?

– Да ну вас, – досадливо махнул рукой Оршанский, – вам бы все потешаться. – И, не дожидаясь очередной шутовской колкости, он вышел под темнеющее вечернее небо Лимассола.

Глава 33

Насчет того, что одна пропала – другая есть, эта пропадет – та найдется, старый циркач, конечно, был не прав, и к Веронике Гогоберидзе Александр пошел вовсе не потому, что Изольда Гальчевская пропала. Оршанский всего-навсего хотел поблагодарить девушку за то, что она помогла ему выбраться из кипрской тюрьмы. В том, что к его освобождению приложила руку воздушная гимнастка, сомневаться не приходилось. Ни Игорь Вениаминович, ни цирковая администрация в этом не участвовали. Да и какое к ним отношение имеет московский журналист? Изольда пропала, и тоже не могла ему помочь. Оставалась только Вероника. Кроме нее, у Александра здесь не было никаких знакомых. Как девушке удалось это сделать – Оршанский не знал. Может, сумела убедить полицейских, а может, заручилась поддержкой какого-нибудь своего знакомого адвоката. Как-никак она здесь прожила уже больше года, вполне вероятно, что за это время у нее появились друзья из местных жителей. Должна же она была чем-то заниматься, когда сезон выступлений заканчивался? Не сиднем же она сидела в это время в своем гостиничном номере, никуда не выходя и ни с кем не общаясь? А в то, что Оршанского отпустили просто так, как по мановению волшебной палочки, Александр не верил. Менты – они везде одинаковые, только называются по-разному. И загреметь в тюрьму легко, а вот выбраться оттуда…

Размышляя таким образом, Оршанский оказался у знакомого отеля, ставшего для него уже почти родным. И снова, уже в третий раз за сутки, журналист остановился у дверей номера Вероники. Однако, сам не зная почему, сразу не постучал, а, как и в прошлый раз, опасливо осмотрел гостиничный коридор и внимательно прислушался к звукам, которые доносились из номера.

Судя по всему, с Вероникой, в отличие от Изольды, все было в полном порядке. Из номера доносилась зажигательная музыка, слышно было, как девушка ходит и, как показалось журналисту, даже пританцовывает. Александр порадовался, что дело так быстро пошло на поправку и громко, не стесняясь, постучал.

– Кто там? – донесся из-за двери встревоженный девичий голос. – Я никого не жду.

– Это я, Вероника, – откликнулся Оршанский, – Александр.

Наступила секундная пауза, музыка притихла, послышались приближающиеся шаги, и через секунду дверь открылась.

– Входи, – дружелюбно пригласила его Вероника и двинулась в глубь комнаты, сильно прихрамывая.

– А мне послышалось, – удивился журналист, – что с твоей ногой все в порядке, ходишь уже почти нормально. Я так обрадовался за тебя, и вдруг на тебе…

– Нет, – гимнастка слегка пошевелила ступней и поморщилась, – еще болит. Хотя уже и не так сильно. А ходить… – Она внезапно отбросила в сторону палочку, слегка оттолкнулась от пола здоровой ногой, встала на руки и пошла на руках к ванной. Полы халатика при этом скатились вниз, открыв изумительный животик и пикантные трусики. Гимнастка таким же манером вернулась назад и снова приняла обычное для людей положение. – А ходить мы, цирковые, можем по-разному, – улыбнулась она, глядя на произведенный трусиками эффект. – Что же мне теперь прикажете делать, – добавила она, – целыми днями валяться на кровати? Я так от безделья и тоски, чего доброго, помру.