Затворник из горной твердыни - [98]

— Это… тяжелый для меня вопрос, — наконец произнес Абендсен.

— Нет, это вовсе не так, — настаивала Джулия.

Теперь притихли все, кто находился в комнате. Взгляды гостей были прикованы к Джулии, стоявшей вместе с Кэролайн и Готорн Абендсеном.

— Извините меня, — произнес Абендсен, но я не в состоянии ответить вот так, запросто. Вы должны это понимать.

— Тогда почему же вы написали эту книгу, — спросила Джулия.

Посмотрев не нее внимательно, Абендсен спросил:

— Что это за булавка на вашем платье? Чтобы отвратить опасных для вас злых духов из потустороннего мира? Или просто, чтобы все держалось вместе?

— Почему вы сменили тему? — не унималась Джулия. — Уклоняетесь от ответа на мой вопрос и делаете вот такое бессмысленное замечание. Это же несерьезно.

— У каждого, — произнес Готорн Абендсен, — есть свои особые секреты ремесла. У вас свои, у меня — мои. От вас требовалось прочесть эту книгу, воспринимая все, что в ней написано, за чистую монету, так, как воспринимаю я то, что вижу… — он сделал жест в ее сторону. — Не задаваясь, есть ли в вашей булавке подтекст, не пытаясь разобраться, что там внутри, какие там проволочки и прутики и как все подбито резинкой. Разве такого рода доверие не является частью человеческой натуры, не проявляется ли оно вообще в нашем отношении к окружающему? — То, что он сейчас раздражен и сильно волнуется, подумала Джулия, он уже не такой вежливый, уже не изображает из себя гостеприимного хозяина. И у Кэролайн, заметила она краем глаза, такое выражение лица, будто едва сдерживает охвативший ее гнев. Она плотно сомкнула губы и перестала улыбаться.

— В своей книге, — сказала Джулия, — вы ясно указали на то, что выход есть. Разве не это вы имели ввиду?

— Выход? — иронически повторил он.

— Вы очень сильно повлияли на меня, — сказала Джулия. — Теперь я вижу, что ничего не надо бояться, ничего не надо желать или ненавидеть, избегать или опасаться. И что преследовать.

Он заглянул ей в лицо, продолжая смотреть в фужер, будто стараясь отыскать в нем что-то.

— А по-моему, в вашем мире есть очень много такого, за что можно было бы не пожалеть свечки.

— Я понимаю, что происходит у вас в душе, — сказала Джулия. Для нее это было старое, привычное выражение на лице мужчины, но сейчас, здесь, ее совсем не тронуло, когда она распознала его. Она сейчас ощущала себя уже совершенно другой по сравнению с тем, какой была раньше. — В досье гестапо говорится, что вас влечет к таким женщинам, как я.

Выражение лица Абендсена почти не изменилось.

— Гестапо не существует с 1947 года.

— Тогда СД или чего-то еще такого же.

— Извольте объяснить, — резко спросила Кэролайн.

— Давно хочу, — сказал Джулия. — Я доехала до Денвера с одним таким же. Они намерены здесь показаться в самом ближайшем времени. Вам нужно уехать в такое место, где они бы не могли вас найти, нельзя держать дом вот так, нараспашку, пуская у себе кого угодно, как пустили меня. Рядом со следующим, кто будет сюда пробираться, может не оказаться кого-то воде меня, кто бы мог остановить его.

— Вы говорите — следующий, — произнес после некоторой паузы Абендсен. — А что стало с тем, с кем вы ехали до Денвера?

— Я перерезала ему горло, — ответила она.

— Это уже что-то, — сказал Готорн. — Когда тебе говорит такое женщина, женщина, которой ты никогда в своей жизни не видел раньше.

— Вы мне не верите?

Он кивнул.

— Что вы! — Он улыбнулся ей робко, нежно, даже как-то безнадежно. По-видимому, ему даже и в голову не пришло не верить ей. — Спасибо, — сказал он.

— Пожалуйста, спрячьтесь от них.

— Ну, — произнес он, — мы пытались это делать, это вам известно. Вы могли об этом прочесть на обложке книги… обо всем этом арсенале и проволокой под током. И мы написали это для того, чтобы сложилось впечатление, что мы все еще принимаем необходимые меры предосторожности. — Голос его звучал устало, вымучено.

— Ты, по крайней мере, мог бы носить при себе оружие, — сказал его жена. — Я знаю, что в один прекрасный день кто-то из тех, кого ты приглашаешь, пристрелит тебя, прямо во время разговора, какой-нибудь специалист из наци в отместку. И ты будешь так же с ним философствовать, как сейчас с нами. Я это предвижу.

— Они в состоянии убрать, кого им надо, — сказал Готорн, — если захотят, независимо от того, будет ли он прятаться в «Высоком Замке» или за проволокой под током.

Он фаталист, отметила про себя Джулия. Равнодушие к собственной жизни. Неужели он узнал об этом таким же образом, как и о мире, описанном в его книге?

— Это Оракул написал вашу книгу, разве не так? — спросила Джулия.

— Вы хотите знать правду? — спросил Готорн.

— Хочу и имею на это право, — ответила она, — понимая, что я совершила. Разве это не так? Вы же знаете, что это так.

— Оракул, — произнес Абендсен, спал крепким сном все то время, что я писал книгу. Крепко спал в углу моего кабинета. — Во взгляде его не было ни малейшей тени озорства. Напротив, лицо его казалось вытянулось, стало еще более серьезным, чем когда бы то ни было.

— Скажи ей, — вмешалась Кэролайн. — Она права. Она имеет право знать об этом, за все то, что она сделала ради тебя.

Повернувшись к Джулии, она произнесла: