Затмение - [62]

* * *

Я увидел ее снова, наверное, в последний раз. Заехал в старый дом собрать вещи. Стоял один из тех осенних дней, когда все в дымке — небо, облака, желто-коричневый простор. Пока я укладывал пожитки, явился Квирк в своей куртке и серых тапках и встал в дверях спальни, опираясь рукой о косяк и нервно дергая большим пальцем. Он попыхтел, несколько раз откашлялся и наконец спросил о Касс.

— Она попала в переделку, — сказал я, — и утонула.

Он сурово нахмурился, кивнул. Кажется, хотел сказать что-то еще, но передумал. Я повернулся к нему выжидающе, даже с надеждой. При общении с Квирком у меня часто — как, например, сейчас — возникало ощущение, что он вот-вот выдаст некие важные сведения, указания, нужную информацию, известную всем, кроме меня. Он хмурится, глаза слегка навыкате, в глубине души явно доволен и будто бы взвешивает, стоит ли открыть свой банальный, но исключительно важный секрет. Затем через мгновение мысленно встряхивается и вновь становится самим собой, обычным Квирком, а вовсе не напыщенным носителем важной информации.

— Когда умерла ваша жена? — спросил я. Он моргнул.

— Хозяйка моя?

Я укладывал книги в картонную коробку.

— Да. Я видел здесь привидение и решил, что это она.

Он медленно качал головой, еще немного, и я бы услышал, как она поворачивается на шарнирах.

— Моя хозяйка вовсе не умерла, кто вам сказал такое? Она сбежала с одним приезжим.

— Приезжим?

— Торговым агентом. Обувь продавал. — Он мрачно, зло рассмеялся. — Вот шлюха.

Он помог мне отнести чемоданы и коробки с книгами вниз. Я сообщил, что собираюсь подарить дом его дочери.

— Не вам, понимаете? Лили.

Квирк застыл на нижней ступеньке, чуть подавшись вперед с тяжелыми чемоданами в руках, склонил голову набок и смотрел в пол.

— Только одно условие. Она не должна продавать его. Я хочу, чтобы она здесь жила.

Я видел, как он решил поверить мне, будто что-то щелкнуло в его голове. Глаза его загорелись в предвкушении близкого счастья; подозреваю, что оформления документов он ждал с не меньшим нетерпением, чем получения моей собственности, пусть и не напрямую. Он поставил чемоданы, словно все его проблемы находились в них, и выпрямился, не в силах скрыть ухмылку.

Да, я отдам ей дом. Надеюсь, она станет жить здесь, надеюсь, разрешит мне навещать ее, моя юная хозяйка, la jeune châtelaine. У меня столько безумных идей, столько сумасшедших проектов. Мы можем отремонтировать дом вместе, она и я. Как это называется на языке агентов по недвижимости? Капитальная реконструкция. А что, мы ведь можем даже снова брать квартирантов! Я попрошу ее оставить мне маленькую комнатку. Напишу что-нибудь о городе, его историю, топографическое исследование, выучу наконец настоящие названия улиц. Да, да, столько планов, времени предостаточно, и Боже мой, как оно медленно тянется. Как только снова смогу водить машину, мы изъездим всю страну в поисках того цирка, заставим Добряка снова плясать, и на сей раз пусть попробует загипнотизировать меня, а заодно управиться со всеми моими призраками. Или повезу ее в ту итальянскую деревню, которая прилепилась к скалистому склону холма у лазурного моря, мы снова поднимемся по вымощенным булыжником улочках, я схвачу Де Сика за горло и пригрожу, что сверну шею, если не скажет все, что знает. Тщетные мысли, тщетные фантазии.

Я зашел на кухню, выглянул в окно и увидел Касс. Она стояла на пригорке за пятачком, где когда-то был огород, рядом с молодой березкой. На ней свободное зеленое платье, руки и стройные икры открыты. Я заметил, как сочетаются ее светящаяся кожа и серебристо-белая кора дерева. С ней был ребенок, хотя нет, не ребенок, скорее идея ребенка, даже не образ, а призрачные очертания. Кажется, она заметила меня, повернулась и пошла к дому. В своей зеленой тунике и сандалиях она, казалось, явилась из Аркадии повидаться со мной. Когда она двигалась по заросшей тропинке, легкая ткань платья льнула к телу, и я в который раз подумал, как похожа она на Деву с картин Боттичелли, вплоть до мальчишеской угловатости. Касс вошла в комнату, нахмурилась и внимательно огляделась, словно ожидала здесь увидеть кого-то. Одну руку она подняла над головой, раскрыв ладонь, словно хотела поймать что-то летящее к ней. Она стояла, наполненная до краев, напряженная. Глаза ее светились зеленью. Теплое дыхание коснулось моей щеки, клянусь вам, так и было. Призрачный дар памяти! Какой живой она казалась, словно свое воплощение, посланное меня приветствовать, пока другая она, березовая богиня, дожидается снаружи, складывает стрелы в колчан, ослабляет тетиву золотого лука. Касс! Сияющий лик, темно-золотистый ореол волос, изящный нос в россыпи веснушек, серо-зеленые глаза — мои глаза, бледная изящная шея. Сердце сжалось от боли, я протянул руку, позвал ее по имени, и, кажется, она остановилась, вздрогнула, словно в самом деле услышала мой голос, но тут же исчезла, оставив после себя лишь искрящуюся россыпь, которая поблекла и растворилась. Снаружи, в саду, золотой статуей застыл ошеломленный день. Die Sonne, sie scheinet allgemein… [9] Я снова обернулся к комнате, и здесь была Лили; согнув одну ногу, она жадно разглядывала окно, высматривая, что же я увидел, а может, безразличная к моим привидениям и ко мне, просто смотрела в необъятный мир, открытый для нее. Касс исчезла, исчезла бесследно. Мертвые не могут долго выносить живых. Лили что-то говорила. Я ее не слышал.