Затишье - [128]

Старший врач заказал еще кофе, нашлась у него и «офицерская» сигара для Бертина. Доктор Вейнбергер казался веселее, чем утром, — транспорт легких больных был составлен, солдат поздно вечером погрузят в вагоны импровизированного поезда-лазарета, и он медленно потянется из Мервинска в Вильно; локомобилей и осей у нас не слишком много, и поэтому раненых транспортируют главным образом ночью. Юргенсу поручено поместить маленького беспомощного Наумана под какую-нибудь крышу и оставить его в распоряжении военно-полевого суда, который с помощью Бертина снимет с него нелепое обвинение в государственной измене.

— Вам, может быть, придется еще остаться, мой дорогой, — сказал адъютант, — у нас есть для вас задание. У нас — это значит у меня и генерала Клауса, если можно впрячь в одну телегу такую неравную пару. Вам придется написать статью для «Газеты X армии». Надо позаботиться, полагает шеф, при посредстве пресс-бюро перепечатать статью для важнейших инстанций рейха. Заглавие статьи: «Искусство побеждать» или «Победа и мир» — как хотите.

Бертин сделал глубокую затяжку и выпустил дым через нос. Он посмотрел в карие, близко посаженные глаза Винфрида, обдумывая с молниеносной быстротой ситуацию. С ним говорят не как с солдатом, а как с писателем, затронули нерв, ведущий в сокровенную глубину его личности, нерв, от которого зависит формирование его характера и, быть, может, его будущность.

— Смею ли спросить, господин обер-лейтенант, — сказал он вскользь, — как обстоит дело с переговорами о перемирии? Правда ли, что делегация уехала?

— Она вернется, — ответил Винфрид. — Генерал Клаус вчера беседовал с руководителем делегации за ужином и после ужина. Русские — дети. И не сознают этого. Им нужно обеспечить благополучие всех, кто носит военную шинель, в том числе французов и англичан. Большевики-де понимают их интересы лучше, чем Клемансо и Ллойд-Джордж. Эта их причуда нас не касается. Если они непременно хотят ждать с заключением перемирия до тех пор, пока правительства Антанты не вправят им мозги, — пожалуйста, сделайте одолжение. Миссии союзников в Петрограде, эти их «друзья», хранят молчание и будут продолжать в том же духе, а может быть, даже обратятся к генералу Духонину, который в Могилеве еще разыгрывает из себя генерала. Генерал, окруженный офицерами, за которыми — пустота. Нет, самые трудные вопросы выяснены. Мы отказываемся от переброски войск, там, где она еще не начата, все солдатики и лошадки остаются на своих позициях, наши эксперты будут драться за Рижский залив и Моонзундские острова, и перемирие будет заключено — сначала на десять дней. А затем наши делегации соберутся снова в полном составе, и мы высидим мирный договор. Этот господин Ленин умеет держать в узде своих людей.

Доктор Вейнбергер влил в свое кофе немного коньяку.

— Французского образца, — сказал он, — а французы умеют жить. — Предложив коньяк Бертину, он обратился к Винфриду — Скажите лучше, господин обер-лейтенант, что общее мировоззрение делает из них дружный, хорошо спевшийся хор. Социализм — эта посюсторонняя коммунистическая религия — крепко спаял их. Они верят в рецепт, полученный от нашего земляка Карла Маркса: как сделать человеческое общество счастливым еще в этом мире.

— Начетчики, — сказал Винфрид, склонившись над своей чашкой кофе. — Без искусства книгопечатания они очутились бы в безвыходном положении. По словам Клауса, они утверждают, что Маркс изучил законы человеческого общества, его экономики, на самой действительности и так изложил эти законы, что, усвоив их, можно опять-таки воздействовать на действительность, на практическую жизнь. Книжица, где это записано, называется как будто «Капитал», и объемом она потолще библии. А Ленин истолковал это евангелие и продолжил, как апостол Павел продолжил учение Иисуса Христа. Теперь этот самый Ленин развернул деятельность в Смольном институте: он задался целью переделать настоящее и будущее по этой книжке. Мы не возражаем, пожалуйста, — прибавил Винфрид весело, — но только мы придерживаемся Фридриха, Наполеона и господа бога, да еще плюс сильные батальоны.

Три немца улыбнулись друг другу. Бертин стал размышлять вслух.

— Наполеона-то в конце концов неплохо били: и Кутузов, и Блюхер, и наш Гнейзенау. А Фридрих Великий отделался синяками только благодаря тому, что русская императрица Елизавета отправилась к праотцам.

— Отлично, — сказал Винфрид, — вы, как волшебник, читаете наши мысли. В статье, которую от вас требуют, как раз и придется сказать, что здание мира устойчиво лишь в том случае, если оно возведено на фундаменте победы, подлинной военной победы, и что не может быть прочной политической формации, если ее навязывают в результате поражения побежденному, то есть народным массам, которых никто не опрашивал насчет переустройства общества, ибо именно победа и мир…

— …решаются воюющими государствами и являются предметом торга, — закончил доктор Вейнбергер. — Совсем как у нас в Бадене: сделку совершают еврей и крестьянин, а корова или вол покидают свой хлев и, мыча, плетутся, куда их поведут на веревочке. Мой дедушка говаривал: «Нашего крестьянина на мякине не проведешь. Церковь и Французская революция умудрили его».