Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул - [47]

Об этом удивительном дне у меня сохранилось еще одно воспоминание, и именно им я и завершу это письмо. Два наших профессора, чей характер от полученных травм только ухудшился, вступили в гневную перепалку по поводу того, к какому роду относятся напавшие на нас рептилии – птеродактилей или диморфодонов[103]. Старясь держаться подальше от их ссоры, я отошел в сторону и, закурив трубку, присел на ствол упавшего дерева. Ко мне подошел лорд Джон.

– Кстати, Мэлоун, – сказал он, – вы запомнили место, где сидели эти твари?

– Прекрасно запомнил.

– Это было похоже на место выхода вулканических газов, не так ли?

– Совершенно верно, – ответил я.

– А вы обратили внимание на почву?

– Камни.

– А вокруг воды – ну, там где рос камыш?

– Да, там была голубоватая земля. Вроде глины.

– Точно. Кратер вулкана, полный голубой глины.

– Ну и что из этого следует? – спросил я.

– Да так, ничего, – неопределенно буркнул лорд Джон и вновь направился туда, откуда слышался дуэт продолжавших свой горячий спор ученых мужей: высокий и скрипучий голос Саммерли, сменявшийся звучным басом Челленджера.

Я бы больше не вспомнил об этих странных вопросах лорда Джона, если бы той же ночью случайно не услышал, как он бормочет себе под нос:

– Голубая глина – глина в кратере вулкана! – Это было последнее, что я разобрал, прежде чем без сил провалиться в сон.

Глава XI Наконец-то я тоже стал героем

Лорд Джон Рокстон был прав, когда предположил, что укус атаковавших нас ужасных существ мог содержать какой-то особый токсин[104]. На следующее утро после первого приключения на плато наши с Саммерли раны очень болели, и у нас поднялась температура; к тому же колено Челленджера так опухло, что он едва мог ходить. Поэтому мы весь день оставались в лагере. Лорд Джон занимался тем, что увеличивал высоту и толщину колючих стен, которые были нашей единственной защитой, а мы, как могли, помогали ему. Я хорошо помню, что весь день меня не оставляло чувство, что за нами пристально наблюдают, хоть я и не имел понятия, кто и откуда мог это делать.

Но ощущение было настолько сильным, что я сказал об этом профессору Челленджеру. Он объяснил все возбуждением моей нервной системы, связанным с высокой температурой. Однако я продолжал снова и снова оглядываться по сторонам, веря, что я должен там что-то заметить. Но взгляд мой неизменно наталкивался на переплетающиеся ветви нашей ограды и полумрак листвы нависавших над нами больших деревьев. И все же во мне продолжало расти чувство, что прямо у нас под боком кто-то враждебный постоянно следит за нами. Я вспомнил о суеверном страхе индейцев перед Курупури – грозном и вездесущем духе леса – и понял, каким образом его зловещее присутствие пугало тех, кто отваживался вторгнуться в самые отдаленные и неприкосновенные уголки его владений.

В ту ночь (нашу третью ночь на Земле Мейпла Уайта) произошел случай, который очень напугал нас и заставил в полной мере оценить работу лорда Джона, отдавшего столько сил, чтобы сделать наше убежище неприступным. Мы все спали вокруг затухающего костра, когда нас разбудили – я бы даже сказал, заставили подскочить – самые жуткие крики и вопли, какие мне только приходилось слышать. Я не знаю другого такого звука, с которым можно было бы сравнить весь этот гвалт, исходивший, похоже, из какого-то места в нескольких сотнях ярдов от нашего лагеря. Звук резал ухо, словно гудок паровоза; но в отличие от чистого, механического, резкого гудка, то что мы услышали, было намного глубже по звучанию и вибрировало крайним напряжением ужаса и агонии. Чтобы не слышать этих леденящих душу воплей, мы зажимали уши руками. Тело мое покрылось холодным потом, а сердце болезненно заныло перед лицом отчаянного страдания. Казалось, что в этом страшном крике сконцентрировались вся скорбь жизненных мук, все бесчисленные печали. А затем на фоне этого пронзительного звенящего вопля раздался прерывистый, низкий глухой смех, рычание, гортанный булькающий звук радости, словно гротескный аккомпанемент визга, с которым он смешивался. Три или четыре минуты, которые продолжался этот страшный дуэт, в листве беспокойно перелетали с ветки на ветку испуганные птицы. Затем все умолкло так же неожиданно, как и началось.

Мы еще долго продолжали молча сидеть в зловещей тишине. Затем лорд Джон подбросил хвороста в огонь, и красные языки пламени осветили серьезные лица моих товарищей и тяжелые ветви деревьев у нас над головами.

– Что это было? – прошептал я.

– Об этом мы узнаем утром, – ответил лорд Джон. – Это было недалеко от нас, не дальше той поляны.

– Мы с вами только что имели удовольствие случайно стать свидетелями звуков доисторической трагедии, своего рода драмы, разыгравшейся в тростнике на болотах юрского периода: большой ящер настиг маленького, – сказал Челленджер с такой торжественностью, какой я за ним еще не наблюдал. – Конечно, человеку повезло, что он появился на более поздней стадии эволюции. В давние времена существовали такие силы, перед которыми не устояли бы никакие механизмы и никакая смелость. Каким бы образом смогли помочь нашим предкам праща, дротик или стрелы против той мощи, которая нашла себе выход сегодня ночью? Даже если бы у первобытного человека имелось современное ружье, преимущества были бы на стороне чудовища.