Затерянный город Z. Повесть о гибельной одержимости Амазонией - [45]

Мюррей же считал, что у Фосетта просто маловато сочувствия — «милосердия к слабым и усталым». Фосетт мог бы замедлить продвижение отряда, чтобы «дать хромому возможность спасти жизнь», но отказался это делать. Экспедиция снова шла вперед, и Мюррей начал все неотвязнее думать о Фосеттовом лотке для мытья золота — и в конце концов почувствовал, что больше не в силах его тащить. Он открыл рюкзак и выкинул лоток, а также почти все свои вещи, в том числе гамак и одежду. Фосетт предупредил, что они могут ему понадобиться, но Мюррей настаивал: он пытается спасти свою жизнь, ведь Фосетт, случись что, не станет его дожидаться.

Полегчавший рюкзак немного прибавил Мюррею прыти, однако без гамака он вынужден был спать на земле под проливным дождем, и по нему ползали насекомые. «К этому времени биолог… начал сильно страдать от нарывов на коже и от отсутствия чистого белья; то, что было на нем, уже дурно пахло, — писал Фосетт. — Теперь он начал понимать, как глупо поступил, выкинув из своего тюка все, кроме самого необходимого, и, может быть, поэтому сделался мрачным и каким-то напуганным». Фосетт добавляет: «Каждый день разражались грозы со страшными ливнями, и от этого ему становилось еще хуже. Я не на шутку тревожился за него. Если начнется заражение крови, он погибнет, ибо мы ничем не могли бы помочь ему».

«Перспектива выбраться отсюда все слабее; еда почти вся вышла», — писал Мюррей в дневнике.

Тело Мюррея распухло от гноя, червей и гангрены; над ним кружились мухи, точно он уже был трупом. Они не прошли еще и половины маршрута, когда Фосетт предупредил всех участников экспедиции: если кто-нибудь чересчур ослабеет, чтобы идти дальше, такого ждет одно — его бросят.

Фосетт был готов к подобному экстренному решению, однако никогда по-настоящему не стремился к нему. Он совещался с Костином и Мэнли, а Мюррей мрачно глядел на них. «Сегодня вечером в лагере забавная дискуссия — по вопросу о том, бросать меня или нет, — писал Мюррей. — Путешествуя по необитаемому лесу, без иных средств к существованию, кроме тех, что несешь с собой, следует осознавать, что, если ты заболеешь или не сможешь шагать вровень с другими, тебе придется столкнуться с последствиями. Другие не станут ждать тебя и умирать вместе с тобой». Однако Мюррею казалось, что они уже не так далеко от поселения на фронтире, где его могли бы оставить. «Это спокойное признание того, что они хотят меня бросить… странно слышать такое от англичанина, хотя это меня и не удивило, так как я уже давно изучил его натуру».

В конце концов Фосетт, со своей обычной порывистостью, предпринял шаг, который был для него почти столь же радикальным, как если бы он бросил человека умирать: он сильно отклонился от курса — во всяком случае, на достаточно долгое время, — чтобы попытаться спасти Мюррея. С неохотой и злостью он принялся искать ближайшее поселение. Фосетт приказал Костину оставаться возле Мюррея и обеспечить его эвакуацию. По словам Костина, Мюррей демонстрировал признаки бреда. «Не стану описывать те способы физического принуждения, которые мне пришлось к нему применять, — позже писал Костин. — Достаточно сказать, что я отобрал у него револьвер, чтобы он не застрелил меня… Но это был единственный путь, иначе я вынужден был бы оставить его умирать».

Наконец отряд встретил колониста с фронтира, у которого был при себе мул и который обещал попытаться доставить биолога обратно в цивилизованный мир. Фосетт предложил Мюррею денег, чтобы тот купил себе еды, хотя вражда между ними все еще полыхала. Костин, в свою очередь, сказал Мюррею, что надеется: все грубости, которыми они обменивались в джунглях, будут забыты. Потом он бросил взгляд на зараженное колено Мюррея и заметил: «Знаете, с этим вашим коленом дела хуже, чем вам кажется».

По его поведению Мюррей понял, что Костин и остальные ожидают, что он умрет и они его больше никогда не увидят. Его посадили на мула. Его руки и ноги, как и колено, уже начали сочиться гноем. «Удивительно, сколько его выходит из рук и колена, — писал Мюррей. — Из руки что-то сочится, все предплечье у меня — сплошное красное мясо и очень болит. Из колена течет еще обильнее; потоками льется из полудюжины дырок, пропитывая мне носки». Он с трудом мог держаться на спине мула. «Чувствую себя больным, как никогда, с коленом очень скверно, с пяткой очень скверно, почки расстроены, не знаю, от еды или от яда, и должны часто пропускать через себя жидкость». Он готовился к смерти: «Всю ночь не спал, думал, какой же будет конец, и будет ли справедливо его облегчить, лекарством или еще чем-то»: явный намек на возможное самоубийство. Он продолжал: «Не могу сказать, что боюсь конца как такового, но не знаю — может быть, это окажется очень трудно».

Между тем Фосетт, Мэнли и Костин шли вперед, пытаясь завершить последний этап экспедиции. Когда они месяц спустя вышли из джунглей к перуанской Кохате, о Мюррее не было никаких вестей. Он пропал. Позже Фосетт отправил из Ла-Паса письмо, адресованное Королевскому географическому обществу:

«Жаль, но Мюррей исчез… Правительство Перу распространяет объявления о пропавшем, но, боюсь, с ним, скорее всего, произошел несчастный случай на опасных кордильерских тропах или же он умер в пути от гангрены. Британский дипломатический представитель следит за его делом, и его родным ничего не сообщат, пока не поступят какие-то определенные известия или пока останется хоть какая-то надежда, что он выжил».