Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - [88]

Грохот поезда становился все громче. Сквозь стены навеса в холодный воздух начали просачиваться облачка дыма. Фарнелл был уже над навесом. Он сильно наклонился вперед и совершил идеальный разворот, взметнув тучу снега и заскользив к нам теперь уже прямо по крыше навеса. Я до боли в пальцах стиснул рукоятки лыжных палок. Что, если он доедет до края тоннеля раньше, чем из него вынырнет поезд? Но он уже начал тормозить. Из тоннеля с ревом вырвался окутанный дымом тупой нос паровоза. Его прожектор тускло блеснул на солнце. За ним появились тендер, а затем первый вагон. В это мгновение Фарнелл достиг края тоннеля и прыгнул. Одновременно я с ужасом осознал, что на крыше первого вагона нет снега. Должно быть, его растопил дым из трубы паровоза. Фарнелл все рассчитал превосходно, и мне даже показалось, что у него все получится. Он взлетел над поездом с той же скоростью, с которой двигался состав. И несколько секунд он стоял, выпрямившись на крыше вагона.

Затем его лыжи за что-то зацепились, заскользили и сдернули его вниз. Его колени подломились, и он схватился руками за одну из вентиляционных воронок. Думаю, ему удалось бы за нее удержаться. Но тут одна из его лыж зацепилась за стену снежного коридора, и спустя мгновение он уже скользил назад по крыше вагона, зажатый между движущимся вагоном и утрамбованным снегом коридора. Вагон тряхнуло, и Фарнелла швырнуло в сторону, на край расчищенного в снегу тоннеля.

Я почувствовал, как напряглась Джилл. Взглянув на нее, я увидел, что она закрыла глаза руками. Затем она расслабилась и снова подняла голову. Но уже в следующую секунду она снова в ужасе застыла, глядя на Дахлера. Поезд уже был на повороте. Дахлер со всех ног бежал к нам, а за его спиной пыхтел и грохотал на повороте состав. Я увидел, как он оглянулся через плечо. Когда он снова обернулся в нашу сторону, его лицо представляло собой маску ужаса. Его глаза расширились, и он хватал ртом воздух, обнажив зубы. Он был далеко не молод, и к тому же все утро шел на лыжах. Мне казалось, что он бежит невообразимо медленно.

Паровоз обогнул поворот, и теперь его прожектор был устремлен прямо на нас. Гул двигателя сотрясал укрытые снегом горы. А Дахлер бежал, бежал из последних сил, спасая свою жизнь. Машинист его увидел, и по горам разнесся визг тормозов. Но тяжелый поезд все равно настигал его, не в силах остановиться. Дахлер снова оглянулся. Он был всего в двадцати ярдах от нас. Я видел пот, заливавший его лицо. Паровоз надвигался на него всей своей громадиной. Надеяться ему было больше не на что. Я обнял Джилл и прижал ее лицо к себе, чтобы она не видела того, что должно было произойти.

Все было кончено в одну секунду. Осознав, что железное чудовище его настигло, Дахлер бросился к отвесной снежной стене и прижался к ней всем телом в надежде, что между снегом и поездом окажется достаточно пространства для его маленького тела. Это было самым худшим из всего, что он мог сделать. Места там не было вообще. Я стоял и растерянно смотрел, как железный край паровоза врезается в его плоть, кромсая ее и размалывая в кровавое месиво о твердую как лед снежную стену коридора. Его тонкий высокий крик, похожий на отчаянный вопль попавшего в ловушку кролика, слился с визгом тормозов паровоза и затерялся в этом пронзительном звуке. Паровоз с ревом ворвался в тоннель, обдав наши лица шипящей струей горячего пара и сотрясая погребенное под снегом шаткое деревянное строение. Затем и этот звук оказался заглушен неимоверным лязгом налетающих друг на друга вагонов.

— О боже! — прошептала Джилл. — Какой ужас!

Она дрожала всем телом, вжавшись лицом в мою ветровку. В это мгновение она забыла о Фарнелле и думала только о Дахлере. Вдруг она перестала дрожать и выпрямилась.

— Что с Джорджем? — спросила она, напряженно вглядываясь в дым, затянувший дальний край снежного коридора, где на снегу бесформенной кучей темнело тело Фарнелла.

— Пойдем посмотрим, — ответил я, стремясь увести ее подальше от этого ужасного места.

«Все, что угодно, — думал я, — лишь бы не стоять здесь в ожидании того момента, когда поезд окончательно скроется под навесом, оставив на рельсах искромсанное тело Дахлера».

Мы покинули крышу навеса и побежали вдоль снежного коридора. Внизу, слева от нас, все медленнее и медленнее проезжали последние вагоны.

Последний вагон лениво прополз мимо меня и замер, лишь наполовину заехав в тоннель. Почти весь поезд был скрыт от наших взглядов, и лишь его хвост выглядывал наружу. Я мельком взглянул на дальнюю стену коридора. Вся стена напротив меня была испещрена алыми царапинами и кляксами. Казалось, какой-то политический агитатор, возмещающий недостаток образования рвением, безуспешно пытался написать там какой-то лозунг. Самого Дахлера не было видно. Я подумал, что, скорее всего, его останки найдут где-то в середине состава, зажатые между двумя вагонами. Мне не хотелось думать о том, на что будет похоже его тело.

Я отвернулся и со всей скоростью, на которую только был способен, заспешил на помощь к Фарнеллу. Я нужен был именно Фарнеллу и только ему мог помочь, если он, конечно, все еще был жив. Но мысли о Дахлере не шли у меня из головы. Мне нравился этот человек. Было в нем что-то зловещее и непредсказуемое. И все же, памятуя о его прошлом, это было вполне объяснимо. Я сожалел о его смерти. Но, возможно, это было и к лучшему.