Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - [25]

Подобный пафос показался мне неуместным. «Сейчас, когда он ничто». Ничем для Йоргенсена был человек, не располагавший властью над другими людьми. Власть он любил и ценил больше всего на свете. Власть над людьми. Над мужчинами, а возможно, и над женщинами. Даже в чужой одежде он держался так, как будто был облачен во фрак. Мешковатые свитера не скрывали его элегантности и респектабельности. И все же за всем этим скрывалась не знающая меры жажда власти. Он упивался властью, и этот восторг светился в его глазах, в стремительных движениях насупленных густых бровей. Но все это было тщательно заретушировано и приглажено. Железная рука в бархатной перчатке. Я видел это множество раз. Этот человек принадлежал к элите. К числу тех, кто управляет машиной, загребающей деньги.

Внезапно я увидел, что он наблюдает за мной так, как будто знает, что у меня на уме. Он улыбнулся.

— Видите ли, Гансерт, — произнес он, — вы могли бы очень недурно на этом заработать. Для этого всего лишь необходимо правильно распорядиться выпавшей вам картой.

Он встал, но остановился у входа в рубку, положив одну руку мне на плечо.

— Вы варитесь в этом уже достаточно давно, чтобы знать, что означает вся эта толчея в погоне за новыми минералами. И вы сам себе господин. Подумайте над этим хорошенько.

— Что он хотел этим сказать? — поинтересовался Кертис, когда норвежец ушел.

Я посмотрел на него и вдруг понял, что, будучи офицером регулярной армии, он просто не в состоянии рассматривать себя как отдельное звено. Он был частью команды и в качестве таковой всегда был надежно защищен рамками своей организации, выйти за которые ему никогда и в голову не приходило.

— Это все означает, что, хотя это и не прозвучало вслух, мне только что предложили крупную сумму денег, если я приму его условия.

На его лице читалось неподдельное удивление.

— Взятка, что ли?

— Назовем это поощрением, — уточнил я.

Внезапно мне ужасно захотелось вывести его из состояния постоянного безразличия.

— Вы представляете себе, какими деньгами может пахнуть вся эта минеральная история, если залежи окажутся достаточно богатыми, что вполне возможно?

— Ни малейшего представления, старина, — все так же равнодушно откликнулся он.

— Это может означать несколько миллионов для того, кто правильно распорядится обстоятельствами.

Он рассмеялся.

— Со мной разговаривать о миллионах не имеет смысла. Мое жалованье составляет полторы тысячи в год. О, я понимаю, что вы и в самом деле говорите о миллионах. Но я и представить себе не могу, что бы я стал делать с такими деньгами, даже если бы они мне достались. Да и вы тоже, — добавил он. — Посмотрите на себя. У вас отличная яхта, свобода, моря и океаны и впридачу к этому некоторое вполне достаточное количество денег. Зачем вам бремя в виде нескольких миллионов?

— Все зависит от планов и желаний, — ответил я. — В настоящий момент моя жизнь меня вполне устраивает. Это то, чего я всегда хотел — просто бороздить море на собственной яхте. Но стоит испытать волнение, которое сопровождает открытие шахты… Это вполне способно увлечь. Дело не в деньгах. Это радость от того, что ты чем-то владеешь. Я уже когда-то занимался этим в Канаде, где мне посчастливилось набрести на никель. Это ощущение власти, радость от преодоления проблем, которые наваливаются на тебя со всех сторон.

Он кивнул.

— Это я понимаю, — медленно произнес он, но тут же нахмурился. — Чего я понять не могу, так это того, как Фарнеллу удалось предоставить образцы руды. Я понимаю, что хороший геолог способен отыскать жилу. Но я считал, что для того, чтобы получить образцы, необходимо располагать техникой.

Это было дельное замечание.

— Сначала это тоже меня озадачило, — признался я. — Могу только предположить, что эти куски руды вышли на поверхность вследствие ледовой эрозии. Он мог найти эти образцы даже в каменных осыпях у подножия ледника.

— Понятно, — кивнул он. — Но мне все равно кажется, что вы с Йоргенсеном чрезмерно полагаетесь на открытие, достоверность которого до сих пор никто не подтвердил.

— Нет, — покачал головой я. — Я так не думаю. Фарнелл был лучшим из лучших. Прежде чем отправить образцы, он обязательно учел бы геологические характеристики местности, а также результаты своих собственных исследований. Он никогда и ничего не упускал из виду. Йоргенсену это известно. Если бы мы с ним объединили наши усилия, мы могли бы извлечь из этого предприятия кучу денег.

Он смотрел на меня, высоко подняв брови.

— Уж не хотите ли вы сказать, что собираетесь принять его предложение?

— Нет, — расхохотался я. — Но в моем случае этот выбор не столь очевиден, как для вас. Я не связан никакими обязательствами и никому ничего не должен. Я сам себе хозяин.

— Что же вы собираетесь делать?

— О, я собираюсь распорядиться выпавшей картой по своему собственному усмотрению. Разумеется, если она будет достаточно хороша.

Я встал и вышел на палубу. Стоя у поручня, я задумчиво смотрел на темное море и очертания берегов Норвегии вдали. Однажды я уже сказал себе: «Поезжайте на запад, молодой человек». Ну что ж, я поехал на запад и нашел никель.

Сейчас я смотрел на восток и задавался вопросом, не является ли эта холодная, укрытая снегом земля страной возможностей. Фарнелла сюда влекло, и он сметал все препятствия, выраставшие на его пути. Он и крал, и дезертировал, и сражался, повинуясь зову минералов, залегающих под этими горами. Я тоже ощущал этот зов и это волнение в крови. И у меня было то, чем не располагал Фарнелл — возможность организовать добычу обнаруженного мной минерала.