Затерянные миры. Зотика - [9]

— Монахи были всего лишь тенями, двойниками Уджука, — сказал Зобал. — Это просто призраки, фантомы, которых он усилием воли выпускал и призывал обратно. Без него они не могли существовать, и после его смерти стали даже меньше, чем тенями.

— Это воистину удивительно, — сказал копейщик.

Наконец воины обратили внимание на Рубальсу, сидящую среди обломков кровати. Обрывки истлевших одеял, которыми она стыдливо прикрылась при их приближении, были слабой зашитой и не могли скрыть ее округлого обнаженного тела цвета слоновой кости. Она была напугана и смущена, как человек, которого разбудили посреди тяжелого ночного кошмара.

— Чудовище не навредило тебе? — обеспокоено спросил Зобал. Ее слабое «Нет» успокоило его. Трогательный беспорядок ее девичьей красоты заставил его опустить глаза. Зобал почувствовал глубокое и сильное влечение, какого не испытывал никогда раньше. Чувство нахлынуло на него с такой нежностью, какой он и не знал в спешных, страстных увлечениях своей полной опасностей жизни. Украдкой посмотрев на Кушару, он со страхом понял, что те же чувства владеют сейчас и его товарищем.

Воины немного отошли в сторону и скромно отвернулись, пока Рубальса одевалась.

— Я полагаю, — сказал Зобал тихо, чтобы девушка не могла его слышать, — что сегодня мы с тобой встретились и одолели такое чудовище, о котором даже и речи не было, когда мы нанимались на службу к Хоурафу. И я думаю, ты согласишься, что мы оба слишком сильно привязались к девушке, чтобы позволить ей служить утехой капризной похоти пресыщенного царя. Таким образом, мы не можем вернуться в Фараад. Если тебя это устроит, мы бросим жребий и определим, кто будет обладать девушкой, а проигравший будет сопровождать победителя как верный товарищ до тех пор, пока мы не преодолеем Издрель и не пересечем границу какой-нибудь страны, на которую не распространяется власть Хоурафа.

Кушара согласился. Когда Рубальса оделась, воины стали осматриваться в поисках предмета, который мог бы пригодиться в предполагаемом состязании. Кушара предложил подбросить одну из монет с изображением Хоурафа, которые рассыпались из разорванного кошелька Симбана. Зобал отрицательно покачал головой, так как нашел нечто, по его мнению, подходящее для выбранной цели гораздо больше монет. Это были когти чудовища, чей труп изрядно уменьшился в размерах и ужасно разложился. Его голова омерзительно сморщилась, а все члены укоротились. При этом когти на руках и ногах монстра отвалились и лежали в беспорядке на плитах пола. Зобал снял шлем, наклонился, подобрал пять когтей с правой руки аббата, (коготь с указательного пальца был самым длинным) и положил в шлем.

Он энергично встряхнул металлическую шапку, как обычно трясут стаканчик с игральными костями, раздался резкий стук когтей. Затем он протянул шлем Кушаре и сказал:

— Тот, кто вытянет коготь с указательного пальца, заберет девушку.

Кушара опустил руку в шлем и быстро вынул ее, подняв над головой тяжелый коготь большого пальца — самый короткий. Зобал вытянул средний коготь, а Кушара со второй попытки достал коготь с мизинца. Потом, к глубокой досаде копейщика, Зобал добыл из глубины шлема такой вожделенный самый длинный коготь.

Рубальса все время следила за странным действом с нескрываемым любопытством и спросила:

— Что вы делаете?

Зобал начал объяснять, но не успел он закончить, как девушка в негодовании вскричала:

— Никто из вас не спросил о моем мнении! Никто не спросил, кто нравится мне!

И с милой гримаской она отвернулась от смущенного лучника и обвила руками шею Кушары.

БОГ ИЗ ХРАМА СМЕРТИ

The Charnel God (1934)

— Мордигиан — бог города Зуль-Бха-Сейра, — возвестил хозяин постоялого двора с подобострастной торжественностью. — Он был богом с тех незапамятных времен, что теряются в памяти людей во тьме более глубокой, чем подземелья его черного храма. В Зуль-Бха-Сейре нет другого бога. И все умершие в стенах города уходят к Мордигиану. Даже короли и знать после смерти попадают в руки его жрецов. Таков наш закон и обычай. А очень скоро жрецы придут и за твоей нареченной.

— Но Илейт не умерла, — с жалобным отчаянием уже в третий или четвертый раз возразил юный Фариом. — Ее недуг — лишь мнимое подобие смерти. Уже два раза до этого она утрачивала все чувства, а ее щеки покрывала мраморная бледность, и кровь останавливалась так, что девушку почти нельзя было отличить от тех, кто покинул наш мир, но дважды она просыпалась вновь через несколько дней.

Хозяин с выражением полного недоверия взглянул на девушку, бледную и недвижную, точно сорванная лилия, лежавшую на убогом ложе в бедно обставленной чердачной комнате.

— Тогда тебе не следовало привозить ее в Зуль-Бха-Сейр, — заявил он с иронией. — Врач подтвердил ее смерть, и об этом уже объявлено жрецам. Она должна отправиться в храм Мордигиана.

— Но мы чужеземцы, и здесь ненадолго. Мы приехали из Ксилака, что на далеком севере, и этим утром должны были отправиться через Тасуун к Фарааду, столице Йороса, который лежит на берегу южного моря. Должно быть, вашему богу не нужна Илейт, даже если бы она была действительно мертва.