Затерянные миры. Зотика - [18]

— Мордигиан! — взвизгнул Нарфай в приступе панического ужаса. — Это был бог Мордигиан! Он забрал Арктелу!

Казалось, на его крик отозвалось многоголосое насмешливое эхо, нечеловеческое, как вой гиен, но тем не менее отчетливое, повторявшее имя Мордигиана. Из темного зала в комнату ворвалась орда ужасных созданий, в которых Фариом лишь по фиолетовым рясам узнал служителей бога-вурдалака. Они сняли свои маски в виде черепов, обнажив головы и лица, которые были получеловеческими, полупсиными, и совершенно дьявольскими; перчаток на них тоже не было. Их явилось не меньше дюжины. Кривые когти блестели в темноте, точно крюки из темного тусклого металла. Рычащие пасти обнажали острые зубы, длиннее, чем гвозди в крышке гроба. Точно шакалы, они плотным кольцом окружили Абнона-Тха и Нарфая, оттеснив их в дальний угол. Несколько из вошедших позже со звериной жестокостью набросились на начавшего оживать Вембу-Тсита, который со стонами извивался на полу посреди рассыпавшихся из жаровни углей.

Казалось, они не видели Фариома и Илейт, которые смотрели на них, точно застыв в смертельном трансе. Но последний жрец, прежде чем присоединиться к нападавшим на Вембу-Тсита, повернулся к юной чете и обратился к ним хриплым и гулким, точно отраженным от сводов гробницы, лающим голосом:

— Уходите, ибо Мордигиан справедливый бог, кто призывает лишь мертвых и не трогает живых. А мы, служители Мордигиана, жестоко наказываем тех, кто нарушает его закон, похищая мертвых из храма.

Фариом, поддерживая все еще опиравшуюся на его плечо Илейт, вышел в темный зал, слыша за своей спиной зловещий шум, в котором крики трех некромантов мешались с рыком, подобным шакальему, и с хохотом, точно издаваемым стаей гиен. Шум затих, когда они вошли в освещенное голубым светом святилище и тронулись по внешнему коридору. И тишина, наполнившая храм Мордигиана за их плечами, была столь же глубокой, как безмолвие мертвых, лежащих на черном столе-алтаре.

ЧЕРНЫЙ ИДОЛ

The Dark Eidolon (1935)

Тасайдон, ты владыка семи кругов ада,

Где обитает один лишь Змей,

Влача свои кольца из круга в круг

Сквозь огонь и бесконечности мрак.

Тасайдон, солнце подземных небес,

Твое древнее зло никогда не умрет.

Ты царишь в сердцах людей,

И по-прежнему ты велик,

Вопреки хуле вероломных слуг.

Песнь Кситры

Над Зотикой, последним континентом Земли, солнце показывается редко, ненадолго проглядывая сквозь тучи темно-красным тусклым шаром, словно омытое кровью. А с наступлением ночи на небесах зажигаются бесчисленные новые звезды, и оттого мрак бесконечности кажется ближе. Из этой тьмы возвращаются древние боги, забытые со времен Гипербореи, My и Посейдониса, получившие другие имена, но не потерявшие своей власти над людьми. Возвращаются и древнейшие демоны и, жирея от дыма дьявольских жертвоприношений, вынашивают замыслы против первобытных колдунов.

Зловещая слава и чудеса, творимые некромантами и магами Зотики, превратились со временем в легенды, передаваемые из уст в уста. Самым же могущественным из всех чародеев считался Намирра, распространивший свою черную власть над городами Ксилака и позже, в гордом исступлении, объявивший себя истинным слугой Тасайдона, владыки Зла.

Намирра обосновался в Уммаосе, столице Ксилака, куда пришел из пустынной области Тасуун. Мрачное известие о его колдовстве следовало за ним, как облако пыльной бури. Никто не знал, что в Уммаосе он родился, ибо все считали его уроженцем Тасууна. И в самом деле, никто даже предположить не мог, что этот великий чародей некогда был мальчишкой-попрошайкой и звали его Нартос. Сирота, не знавший своих родителей, он каждый день выпрашивал себе пропитание на улицах и базарах Уммаоса. Скверно он жил, одинокий и презираемый, и ненависть к богатому и жестокому городу затаилась в его сердце, как пламя, тайно тлеющее в ожидании часа, когда оно может разгореться в большой всепожирающий пожар.

Злоба к людям, постоянно усиливаясь, жгла сердце Нартоса. Однажды принц Зотулла, мальчик чуть старше его, проезжал верхом на норовистой лошади мимо, когда он просил милостыню на площади перед императорским дворцом. Нартос протянул к нему руку, но Зотулла с презрением посмотрел на маленького попрошайку и, пришпорив коня, наехал на него. Сбитый с ног, Нартос попал под копыта лошади, но чудом остался жив. Долго он лежал без чувств, в то время как люди проходили мимо, не обращая на него внимания. Наконец, придя в чувство, он потащился в свою лачугу. С тех пор небольшая хромота осталась у него на всю жизнь, и отметина от удара копытом навсегда запечатлелась на его теле, как клеймо. Позже он покинул Уммаос, и люди быстро забыли о нем. Пробираясь на юг, в Тасуун, он потерялся в огромной пустыне и чуть не погиб. Но в конце концов вышел к маленькому оазису, где жил чародей Умфалок, отшельник, который предпочитал шакалов и гиен обществу людей. Умфалок, разглядев в изнуренном мальчике великую силу и злобу к людям, накормил и приютил его. Нартос провел несколько лет с Умфалоком, стал его учеником и унаследовал его умение вызывать демонов. Удивительным вещам он научился, живя в этом уединенном уголке, питаясь плодами и зерном, не произраставшими на политой водой земле, подкрепляя себя вином, приготовленным не из виноградного сока. Подобно Умфалоку, он стал мастером в дьявольщине и установил собственную связь с владыкой ада Тасайдоном. Когда Умфалок умер, юноша взял себе имя Намирра и среди странников и глубоко захороненных мумий Тасууна приобрел известность как могущественный колдун. Но никогда он не забывал страданий своего детства в Уммаосе и несправедливость, которую претерпел от Зотуллы. Год за годом он вынашивал планы мести. Его черная слава распространилась повсюду; о нем услышали люди, живущие далеко за пределами Тасууна. Они шепотом передавали друг другу слухи о его деяниях в городах Йороса и в Зуль-Бха-Сейре, обиталище мерзкого божества Мордигиана. И задолго до появления самого Намирры жители Уммаоса знали, что он послан им в наказание, которое будет ужаснее, чем самум или мор.