Затерянная улица - [49]

И все же во время четвертой трапезы, устав сморкаться, кюре проявил нетерпение и решил отыскать несколько книг, которые имели бы отношение ко всем этим таинствам. Однако он не осмеливался спросить об этом художника в присутствии аббата Констана. Едва подали десерт, он поднялся из-за стола и очень учтиво проговорил:

— Успешно ли продвигается ваша работа, мсье Лафранс?

— Да. Первая картина окончена. Еще несколько мазков, и она будет совершенна!

Господин Леду, понаторевший за пятнадцать лет в финансовых делах прихода, погрузился в лихорадочные подсчеты. Одна картина за два дня, четырнадцать — за двадцать восемь дней: девятьсот долларов в день. Он почувствовал некоторое разочарование. Вследствие огромного значения, которое он придавал этой работе, ему казалось, что для ее завершения потребуется несколько месяцев.

— Хотите посмотреть? — спросил художник.

Вдвоем они прошли в студию, и господин Леду, представ перед картиной, испустил вопль отчаяния.

— Неужели вам не нравится? — воскликнул потрясенный художник.

Господин Леду покачал головой и нахмурился.

— По-моему, руки и ноги у Христа непомерно длинны. Это производит странное впечатление. Как, по-вашему?

Подобно всякому творцу, отстаивающему свое детище, художник вспыхнул и уже открыл было рот, чтобы возвестить о своих принципах, однако, подумав секунду и бросив быстрый взгляд на господина Леду, он решил изменить тактику.

— Дело в том, что передовое всегда застает нас врасплох! Вы привыкнете к этому, и тогда вам понравится этот стиль. Живопись претерпела коренные изменения. Она уже больше не фотография. И потом, ведь вы же сами настаивали, чтобы мои «Страсти господни» были новаторскими.

— Не отрицаю.

Господин кюре задумался. Сказать по правде, в нем происходила мучительная борьба. И какой только дьявол надоумил его выбрать этого художника? Более того, при первом же знакомстве с его выставкой в музее ему следовало бы предвидеть опасность, которую таит в себе современное искусство применительно к «Страстям господним»! Слово «современное» и успех церкви ослепили его. И он, конечно же, не проявил своей обычной предусмотрительности, заплатив художнику вперед тысячу долларов. Отступать уже поздно. Он не в состоянии отказаться от художника после тех горячих похвал, которые расточал ему. Господин Леду внезапно оборвал ход своих мыслей.

— Господин Лафранс, я не обсуждаю достоинств вашего творчества и думаю, что со временем пойму его. Но я обязан помнить, что у меня восемнадцать тысяч прихожан, которые не столь хорошо подготовлены, чтобы оценить вашу работу. А ведь именно они платят за нее. Так что, пожалуйста, укоротите немного эти руки и ноги. Вы знаете, что я имею в виду.

Художник, казалось, был крайне раздосадован, однако кюре и след простыл.

Сжав кулаки, господин Леду вошел в свою комнату, бормоча:

— Томас, ты просто-напросто спесивый павлин. Ну и заварил же ты кашу! Только потому, что у тебя новая церковь без колонн и с кондиционной установкой, ты решил, что ты пуп земли. Старый дурак, иди и помолись и упроси господа, чтобы он вывел тебя из этого порочного круга. Да еще возблагодари его за то, что он покарал тебя за твою гордыню.

В холле ему повстречался аббат Констан.

— Ну как, господин кюре, что вы думаете о работе господина Лафранса?

— Великолепно! Великолепно!

Не прибавив к этому ни единого слова, господин Леду прошел в свою комнату и упал на колени. Молитва его длилась час. И не иначе как для того, чтобы наказать его, господь посоветовал ему упорно добиваться поставленной цели.

С этого времени господин Леду совершенно лишился покоя. Он заставлял себя восторгаться «Страстями господними», однако его трезвый рассудок говорил ему: «Томас, ты же понимаешь, что эта картина ужасна! Ты накличешь на себя несчастье!» И чтобы убедить себя в достоинствах современного искусства, он посоветовался со священником, слывущим знатоком живописи. Господин Леду приобрел даже несколько объемистых книг на эту тему. Тщетно. Частые визиты, которые он совершал в студию художника, только усиливали его отчаяние. Художники, подобные Полю Лафрансу, столь же бескомпромиссны, как и Десять заповедей. Поль Лафранс продолжал работать в присущей ему манере, и господину Леду казалось, что, чем больше он работает, тем длиннее становятся руки и ноги у Христа. Эти ярко раскрашенные картины с фигурами-гротесками возникали перед господином Леду, словно ряженые в последний день карнавала. Добрый кюре потерял аппетит, и жира у него на шее значительно поубавилось. Со своей кафедры он не вспоминал больше о «Страстях господних», и его прихожане, с нетерпением ожидавшие торжественного открытия, не знали, что и подумать. Уж не случилось ли чего с их кюре?

И наконец случилось самое ужасное. Служитель церкви, отличавшийся чрезмерным любопытством, воспользовавшись отсутствием кюре, сумел пробраться в студию и разглядел картины. После этого по приходу поползли слухи, что вместо людей в «Страстях» изображены уроды и кругом полно крови. Встревоженные домохозяйки не давали кюре проходу, выражая беспокойство. Прикрыв глаза, он улыбался:

— Мадам, я подозреваю, что вы распускаете слухи только для того, чтобы заставить меня удовлетворить ваше любопытство. Все, что вы слышали, — неправда. Однако, если вам так уж не терпится, я могу сказать вам, что святые женщины в «Страстях господних» представляют собой портреты самых достойных дам нашего прихода.