Затемнение в Грэтли - [46]

В записке было сказано: «Номер 37. Как можно скорее. Ш. К.». Это могло означать только одно: Шейла Каслсайд желает немедленно видеть меня наверху, в номере 37. Я бросил взгляд вокруг — Шейлы нигде не было. Следовательно, она уже там. Мисс Экстон все еще вальсировала в объятиях летчика. Я повернулся к миссис Джесмонд и довольно неуверенно попросил разрешения позвонить по междугородному телефону.

— Разумеется, пожалуйста. Но смотрите, не попадите в беду, — добавила она с улыбкой.

— В беду? — удивился я, вставая. — Почему?

— Не знаю. У этих междугородных телефонных разговоров иногда бывают неприятные последствия. Так что осторожность не помешает.

Наверху было очень тихо и безлюдно. Я несколько минут бродил по тускло освещенным коридорам, пока в конце одного из них — полутемном уединенном уголке, словно существующем вне остального мира, — не наткнулся на номер 37. Я постучал и вошел. Это оказалась не гостиная, а спальня, и Шейлы я здесь не обнаружил. В этой комнате никто не жил, но свет горел, и было тепло от раскаленной электрической печи, которую, очевидно, включили по крайней мере четверть часа назад. Двуспальная кровать была покрыта розовым стеганым пуховым одеялом, и все вокруг тоже было розовое, так что комната производила впечатление «дамской», и притом очень дурного тона. По одну сторону электрической печи стоял диванчик, по другую — кресло. Здесь можно, конечно, посидеть и поговорить, но эта комната в розовеющих шелках недвусмысленно говорила о том, что от вас ждут совершенно иного. Я сразу почувствовал это и стоял на пороге, не понимая, кто из нас ошибся — я или Шейла.

Через минуту влетела она, с треском захлопнула дверь и, увидев, где мы находимся, свирепо набросилась на меня:

— Господи! Привести меня сюда! Да как у вас нахальства хватило!

В это мгновение что-то тихо щелкнуло: нас заперли снаружи. Шейла тоже услышала этот звук и стала яростно дергать дверную ручку.

— Одну минуту, — спокойно остановил я ее, когда она уже собиралась снова заорать на меня. — Прежде чем устраивать сцену, взгляните-ка. — И я показал ей записку.

— А мне передали записку от вас! — ахнула Шейла. — Где она? Ах, да, я же ее порвала… Но неужели вы не видели, что это совсем не мой почерк?

Я не спросил, каким образом, по ее мнению, я мог это увидеть. Нужно было поскорее успокоить ее. Вероятно, тот, кто это подстроил, как раз и рассчитывает, что Шейла начнет скандалить, шуметь, колотить в дверь и наше пребывание здесь вдвоем станет достоянием гласности.

— Послушайте, Шейла, — начал я, — кто-то послал нам фальшивые записки и теперь запер нас. Не знаю, какая у него цель. Это или просто идиотская шутка, или что-нибудь похуже. Но самое лучшее — отнестись к этому хладнокровно. Мы пришли сюда поговорить — так давайте поговорим. И не беспокойтесь, дело ограничится одним разговором, дальше этого я не пойду. Тем более, — я усмехнулся, — что подобная спальня, как ничто, способна удержать человека от глупостей. Ее следовало бы показывать молодым людям, которые собираются постричься в монахи. Ну, присаживайтесь и перестаньте нервничать.

Мои слова произвели желаемое действие. Шейла села на диванчик и, глядя, как я устраиваюсь в кресле, вдруг захихикала.

— Не хватает только новеньких чемоданов и конфетти на полу, тогда было бы прямо как свадебное путешествие.

— Ну, а на самом деле ничего похожего, — сказал я, не зная, с чего начать, потому что мне не хотелось слишком много ей выкладывать. Мы помолчали.

Совершенно неожиданно Шейла сказала:

— Поцелуйте меня.

Я выпучил глаза.

— Господи помилуй, минуту назад вы готовы были закатить истерику, а сейчас…

— А сейчас совсем другое дело, — перебила она нетерпеливо. — Я знаю, что через минуту вы заговорите серьезно и, наверное, очень строго, а несмотря на это, вы мне все-таки нравитесь. И я буду спокойнее и увереннее, если вы меня поцелуете. Просто по-дружески, ласково — больше ничего.

Я поцеловал ее «ласково и по-дружески», ибо мне, безусловно, хотелось, чтобы она была «спокойнее и увереннее». Но из предосторожности немедленно после этого ретировался в кресло. И даже закурил трубку.

— Ну-с, Шейла, — начал я, — во-первых, имейте в виду, что все, сказанное здесь, должно остаться между нами. Второе: ваша личная жизнь меня ни капельки не интересует, и я не стал бы в нее вмешиваться просто ради собственного удовольствия.

— Я вам нравлюсь? — спросила она со свойственной ей детской непоследовательностью.

— Да, Шейла, нравитесь.

— Я так и думала. Я вам нравлюсь, но вы меня осуждаете, так, что ли?

— Да, что-то в этом роде, — улыбнулся я. — Ну так вот. Когда я вас увидел в первый раз в баре «Ягненка и шеста», я сразу понял, что где-то вас уже встречал. Потом вспомнил где, но на всякий случай проверил, навел справки — очень осторожно, так что вы не беспокойтесь, — и теперь знаю почти все.

Шейла вдруг сникла.

— Вы, наверное, видели меня на «Герцогине Корнуэльской»? — спросила она.

— Да. Помню, один молодой человек, с которым я познакомился на этом пароходе, был от вас просто без ума. Вы работали там в дамской парикмахерской, и звали вас тогда Шейла Уиггит. Потом вы спутались с каким-то пассажиром, вышел скандал, и вас уволили.