Затаившийся - [18]

– Это необычно, – соглашаюсь я. – Слишком прямолинейно для кого-то, кто не охотился именно на нее.

– Она уронила бокал с вином, – добавляет Монтроуз. – Страдала алкоголизмом, что ли?

– Ее родители о таком не упоминали, – говорю я. И тут же чувствую себя дурой, потому что я даже не спросила их об этом. Одиннадцать утра – действительно рановато для выпивки. Даже на отдыхе. Впрочем, даже если бы я спросила родителей Софи про вино, вряд ли они стали в самом начале расследования охотно рассказывать про зависимость дочери.

– На самом деле, – говорит Монтроуз, усаживаясь в свое старое кресло, обмотанное невероятным количеством скотча, – мы совершенно ничего не знаем про Адама и Софи Уорнер. – Он на секунду замолкает. – Точнее, я ничего про них не знаю. А что насчет тебя, Ли?

13 Адам

Я хожу туда-сюда по блестящему сосновому полу коттеджа, и он скрипит от каждого моего шага. Сейчас около половины девятого, и солнце за окном все еще бросает лучи света на воду. Старинные часы на кухне тикают, как метроном, напоминая мне о моем одиночестве, хотя я вовсе не нуждаюсь в напоминаниях. Я не привык расхаживать кругами. Но сегодня мне многое нужно обдумать. Я прохожу мимо комнаты, где спала Обри. Гадаю, каково ей сейчас с бабушкой и дедушкой. Ей всего три, но она сообразительный ребенок. Она знает, что ее дедушка терпеть не может папу. А я знаю, без всякой тени сомнения, что меня она всегда будет любить больше, чем его. Пожалуй, это единственное, в чем он готов мне уступить. Хелен, наверное, набирает сейчас ванну, наливает туда пены, проверяет, что вода не слишком горячая. Она неплохой человек. Порой я вижу отголоски Хелен в Софи в тех чертах ее характера, которые мне отвратительны. Иногда, когда ей говорят что-то, с чем она не согласна, она притворяется, что ничего не слышала. Она всегда говорит, что у нее все хорошо, даже когда это очевидная ложь. Иногда она запирается в спальне и задергивает шторы, чтобы спрятаться в этой крепости от всего, что ее огорчает. Я не знал об этом, когда женился на ней. Я думал, что она такая, какой хочет казаться, – веселая, умная, сексуальная. Забавно, как часто такие черты характера оказываются лишь маской, за которой скрывается настоящий человек, ролью, которую он играет. Поначалу Софи любила приключения. Кивала в разговоре, даже когда не слушала. Была готова прыгнуть в постель, даже когда поблизости не было постели. Я не знал, что все это – иллюзия. Я думал, она и правда такая.

Со связью здесь проблемы, но мой телефон все равно беспрестанно трезвонит. Я бессильно падаю на синий диван в гостиной и пролистываю сообщения, которые начали приходить с шести вечера и приходят до сих пор.

Чувак, я слышал, что случилось с Софи?

Мне приехать?

Черт побери!

Ее найдут.

Ты вернешься сегодня?

С Обри все хорошо. Верно?

Поверить не могу.

Что случилось?

Ты в норме?

Мне пишут друзья и родные, узнавшие о похищении из новостей или социальных сетей. Я всем отвечаю, хотя и не знаю толком, что сказать. Естественно, я не в норме. Да, Софи найдут. Нет, помощь мне не нужна. Да и что они могут сделать?! Слова утешения и поддержки мне ничуть не помогут. Я мог бы притвориться, солгать. Но правда куда сложнее. Я люблю свою жену. И я ее ненавижу. Я любил то, чем мы могли бы стать. Но, как бы тяжело ни было это признавать, те времена давно прошли. Обри все изменила. Когда она родилась, наша жизнь вышла из-под контроля и стала совершенно иной. Теперь я отец, а Софи – мать. Я узнал, что мать значит больше отца. Мать – превыше всего. Отец – это роль. Биологическая функция. А мать священна. Материнство поглощает брак до мельчайшей частицы. Без остатка.

* * *

Я откладываю телефон в сторону и достаю бутылку виски, которую привез из Сиэтла. Хотя я планировал провести эти выходные с семьей, я знал, что неизбежно буду сидеть и пить в одиночестве, жалея себя. Я предложил съездить на отдых, чтобы наладить отношения между нами, и Софи согласилась. Согласилась, как ваш знакомый соглашается поехать на бейсбольный матч, где будет играть ваш сын. Знакомому это совершенно не нужно и не интересно. Но он все равно едет, потому что вы его позвали, а он не успел придумать подходящую отговорку, чтобы вас не обидеть.

Я ни с кем не обсуждаю проблемы в нашей семье. И никогда не обсуждал. Софи, по-моему, делает так же. В этом она похожа на свою мать. Скрывает свои чувства. Она всю жизнь наблюдала, как Хелен выстраивает невидимую стену, чтобы защититься от Фрэнка. Я не Фрэнк. Я не такое животное, как он. Но невозможно избавиться от черт характера, сформировавшихся в прошлом. Наш брак тихо распадается, беззвучно угасает. Я люблю Софи, в этом нет никакого сомнения. А она? Я не уверен, что она обо мне думает. Если бы она действительно меня любила, то не поступила бы так.

Я отхлебываю виски из бутылки, и горло охватывает знакомый сладкий жар. Я всегда думаю о Софи, когда пью. Странное чувство – любить кого-то до боли.

Я звоню Хелен.

– Как там Обри? – спрашиваю я.

– Есть какие-нибудь новости? – говорит она срывающимся от волнения голосом.

– Нет. Ничего, тишина. Как Обри?

– Она не понимает, что происходит, так что все хорошо.