Затаив дыхание - [9]
Так в чем же дело? Из-за чего сыр-бор?
Вчера я заметил ее возле Доминиканского монастыря, она шла впереди: джинсы в обтяжку, осиная талия, водопад темно-золотых волос. Тревога оказалась ложной. Я как бы мысленно присвистнул от восхищения, вот и все. Здесь таких десятки. И я с головой ушел в работу.
Я и раньше изучал партитуры Пярта, но воздерживался от прослушивания дисков с его музыкой: мне больше нравилось, как она звучит в моей голове.
Пярт православный. А во что верует Джек Миддлтон?
Сам не знаю, во что я верую.
Так, может, своей пьесой ты метафизически бросаешь вызов мастеру?
Пожалуй, что да. Безыскусность Пярта чрезвычайно изощрена. Очень хороши, на мой взгляд, фотографии композитора на конвертах с его дисками — я захватил их с собой. Особенно впечатляет его окладистая борода, прямо как у Толстого. Сразу чувствуешь, что перед тобой подлинный эстонец, вобравший в себя боль и страдания родины. Потому его музыка и далека от безмятежности.
Твоя же музыка обычно погружает слушателей в созерцательное блаженство, а потом вдруг взрывает его диссонансами, какофонией.
Верно; наподобие врывающегося в храм низкого сброда. Однажды во время интервью журналист задал Пярту вопрос, в ответ композитор выплеснул на голову любопытного стакан воды. Предупреждаю: снимать обручальное кольцо опасно. Вместе с кольцом можно и палец оторвать. В этом случае кольцо по-прежнему останется на вашем пальце. Мое — я имею в виду мое кольцо — слезло только после многократного намыливания, поливания водой и попыток сдернуть его силой. В конце концов, оно поддалось, оставив на пальце глубокую вмятину, словно по круглой деревяшке прошлись резцом.
Я аккуратно убрал кольцо в висевший на поясе кошелек. Наше с ним расставанье будет недолгим, заверил я себя.
Набычившись под встречным ветром, я шел по Ратушной площади, огибая сувенирные киоски и сторонясь бродящих между ними покупателей. Да ты спятил. Видно, совсем с катушек сорвался, — пробурчал я себе под нос.
Мы с Милли больше полутора лет пытались зачать ребенка. Теперь впору было славить Бога. Милли округлится, груди у нее нальются, она перестанет вечно куда-то спешить. А к концу срока будет ходить вразвалочку, как утка. После рождения ребенка я почувствую себя другим человеком и начну сочинять музыку, которую даже моя мать сможет слушать без зубовного скрежета. Наш высоченный дом в Ричмонде (слишком высокий, на мой вкус, но папаша Дюкрейн настоял на своем; если бы не самолеты, в доме царила бы идеальная тишина) придет в ужас от обилия пестрых пластмассовых игрушек, валяющихся на коврах и лестнице из настоящего красного дерева. Во всех комнатах будет нежно пахнуть детским лосьоном — как в больнице хлоркой. А еще — визг, вопли, необходимость отвлекаться от работы. На сей счет меня просветили сестра и друзья, которые раньше нас отправились в эту одиссею. Милли мечтает о шестерых. Тогда мы (по ее плану) переехали бы за город и с умилением смотрели, как наша шестерка, повизгивая, с упоением топочет ножками по шелковистой лужайке. Шесть неизбежных поводов отвлекаться от работы, причем каждый день.
— В Аксбридже[9], вот где хорошо бы растить детей, — с невозмутимым видом поддразнил я жену. — И в центр ездить очень удобно.
Как-то после Нового года мы забежали в паб «Плуг и лошади» и за кружкой пива стали обсуждать наше будущее. Тогда наша бездетность нас еще не сильно тревожила.
— Ты шутишь? — с неподдельным ужасом отозвалась Милли.
— А что? Я бы охотно поместил их в ту среду, в которой рос сам, — совершенно серьезно продолжал я. — Едва ли там что-то изменилось. Для детворы — самое оно.
— Ты же сызмала знал тот район. И всей душой его ненавидел.
— Взять хотя бы дальний пригород Аксбриджа. Там селились те, кто побогаче. И насмехались над жителями Хейса. А вот в Хейс я не вернулся бы ни за что. Там работает завод, производящий растворимый «Нескафе», и городишко насквозь провонял этой дрянью.
— Что ты несешь!? Жуть берет. Аксбридж — это полный отстой. И Хейс отстой. Сам мне говорил. Помню, мы с тобой только познакомились, и ты сказал, что ты родом из Хейса; я спросила, где это, а ты ответил: это опухоль в жопе у Аксбриджа.
— Шоссе А 4020. Я просто выпендривался.
— Черт возьми, Джек, это на тебя не похоже.
Уязвленный, я молча отхлебнул пива; она тем временем забавлялась новой игрушкой — мобильным телефоном. Звонила — и, конечно, опять по работе. Позже я спросил Милли, доводилось ли ей бывать в Аксбридже.
— Нет, но…
Я презрительно усмехнулся и кивнул.
— Ой, да всякий знает… — она раздраженно затрясла головой; лицо ее искривилось.
— Фу!.. Аксбридж! — снова поддразнил я ее. — Гадкая, противная дыра!
— Заткнись.
— Папуля, ты бы только видел!.. Они даже лошадей не держат!
— Теперь, может, и держат. И уж наверняка обзавелись этими жуткими полноприводными тачками. А еще там, небось, полным-полно прытких девиц, всех их зовут исключительно Амандами, и все как одна мечтают стать звездами.
— Вздернем их повыше, братья, — речитативом проговорил я, вскинув сжатый кулак.
На самом деле я сильно разозлился. Точно так же меня разобрало, когда на сольном концерте Арво Пярта Говард Давенпорт, альтист и мой лучший друг, наклонился ко мне и заметил: «Какая-то мистическая жвачка, верно, дружище?»
Герой рассказа Адама Торпа (1956) «Наемный солдат» из раза в раз спьяну признается, что «хладнокровно убил человека». Перевод Сергея Ильина.
Действие происходит в конце войны в одном из небольших немецких городков, который освобождают американские войска. В центре действия — городской художественный музей и его сотрудники. В повествовании строго последовательно перемежаются две линии: с одной стороны, музейщики, прячущиеся в убежище и надеющиеся на спасение — свое и музея, — а с другой — американские солдаты, которые несколько позже обнаруживают в подвале музея несколько обгоревших трупов. Заявленная в названии «перспектива» — это, скорее, ретроспективный взгляд на истоки (как исторические, так и метафизические) случившейся трагедии.
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Это роман о потерянных людях — потерянных в своей нерешительности, запутавшихся в любви, в обстановке, в этой стране, где жизнь всё ещё вертится вокруг мёртвого завода.
Самое начало 90-х. Случайное знакомство на молодежной вечеринке оказывается встречей тех самых половинок. На страницах книги рассказывается о жизни героев на протяжении более двадцати лет. Книга о настоящей любви, верности и дружбе. Герои переживают счастливые моменты, огорчения, горе и радость. Все, как в реальной жизни…
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.
Книга известного политика и дипломата Ю.А. Квицинского продолжает тему предательства, начатую в предыдущих произведениях: "Время и случай", "Иуды". Книга написана в жанре политического романа, герой которого - известный политический деятель, находясь в высших эшелонах власти, участвует в развале Советского Союза, предав свою страну, свой народ.
Книга построена на воспоминаниях свидетелей и непосредственных участников борьбы белорусского народа за освобождение от немецко-фашистских захватчиков. Передает не только фактуру всего, что происходило шестьдесят лет назад на нашей земле, но и настроения, чувства и мысли свидетелей и непосредственных участников борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, борьбы за освобождение родной земли от иностранного порабощения, за будущее детей, внуков и следующих за ними поколений нашего народа.
В седьмом номере журнала «Иностранная литература» за 2013 год опубликованы фрагменты из книги «Дриблингом через границу. Польско-украинский Евро-2012». В редакционном вступлении сказано: «В 2012 году состоялся 14-й чемпионат Европы по футболу… Финальные матчи проводились… в восьми городах двух стран — Польши и Украины… Когда до начала финальных игр оставалось совсем немного, в Польше вышла книга, которую мы сочли интересной для читателей ИЛ… Потому что под одной обложкой собраны эссе выдающихся польских и украинских писателей, представляющих каждый по одному — своему, родному — городу из числа тех, в которых проходили матчи.
Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.
В рубрике «Документальная проза» — Адольфо Бьой Касарес (1914–1999) «Борхес» (Из дневников) в переводе с испанского Александра Казачкова. Сентенция на сентенции — о Шекспире, Сервантесе, Данте, Бродском и Евтушенко и т. п. Некоторые высказывания классика просятся в личный цитатник: «Важно, не чтобы читатель верил прочитанному, а чтобы он чувствовал, что писатель верит написанному». Или: «По словам Борхеса, его отец говорил, что одно слово в Евангелиях в пользу животных избавило бы их от тысяч лет грубого обращения.
Номер начинается рассказами классика-аргентинца Хулио Кортасара (1914–1984) в переводе с испанского Павла Грушко. Содержание и атмосферу этих, иногда и вовсе коротких, новелл никак не назовешь обыденными: то в семейный быт нескольких артистических пар время от времени вторгается какая-то обворожительная Сильвия, присутствие которой заметно лишь рассказчику и малым детям («Сильвия»); то герой загромождает собственную комнату картонными коробами — чтобы лучше разглядеть муху, парящую под потолком кверху лапками («Свидетели»)… Но автор считает, что «фантастическое никогда не абсурдно, потому что его внутренние связи подчинены той же строгой логике, что и повседневное…».