Застывшее время - [19]

– Да, милый.

– Я и в школе был невыносим, – признался Эдвард. – Не понимаю, как вы все меня терпите!

Нужно быть очень уверенным в себе, чтобы такое выдать, подумала Сид, но тут ее мысли прервала Джессика.

– Вот бы Кристоферу послушать – он чувствует себя таким неудачником в школе.

– А он и есть, – заметил ее муж. – В жизни не видел, чтобы парень упускал столько возможностей!

– Ему хорошо дается латынь, – поспешно возразила Джессика.

– Потому что ему нравится латынь, вот и все. Он должен преодолевать трудности и работать над собой даже там, где неинтересно.

– И естествознание. Он хорошо разбирается в зверях и птицах.

– Вряд ли кто-то и вправду работает над собой там, где скучно, – заметила Вилли. – Взять хоть Луизу: все годы обучения с мисс Миллимент она только и делала, что читала пьесы да романы. У нее едва зачаточные знания математики и латыни. Или греческого.

– Мисс Миллимент учит их греческому? – удивился Руперт. – Она просто прелесть! Интересно, кто обучал ее саму? Она чертовски хорошо разбирается в живописи.

– Подозреваю, она занималась самообразованием. Мама, ты, наверное, в курсе? – Вилли повернулась к леди Райдал; та взглянула на нее озадаченно.

– Понятия не имею. Она родом из почтенной семьи, и леди Конвей рекомендовала ее для девочек. Разумеется, я не интересовалась ее личной жизнью.

– Мне кажется, девочкам лучше обучаться дома, – вставил Хью. – Рейч, ты ведь тоже ненавидела свой пансионат, помнишь?

И Сид заметила, как та болезненно сморщилась при этом воспоминании.

– Да, было, зато учеба пошла мне на пользу.

Она так устала – даже есть не может, отметила Сид. Ей хотелось сказать: «Милая, иди ложись, я принесу тебе что-нибудь», но ведь она не у себя дома! К тому же ей не полагается любить Рейчел открыто; по сути, у нее вообще нет никаких прав…

После этого она уже не сводила глаз с Рейчел. Хозяйка дома обращала внимание присутствующих на цветы, красиво оформленные в центре стола – по-видимому, работа Зоуи, однако Сид видела лишь Рейчел. В семье полагалось съедать все до конца – Дюши не любила выбрасывать еду, – и Рейчел с явным усилием клевала телятину, кроша хлеб на маленькие кусочки и запивая водой. Сейчас ей приходилось не только разбираться с бесконечными проблемами детского приюта, но и сносить бремя родительского конфликта на эту тему, хотя в прошлом году все было значительно хуже, учитывая, что размещать деток совсем негде, кроме теннисного павильона. Практические соображения нисколько не повлияли – как, впрочем, и всегда – на патриархальную щедрость Брига, однако задели – и до некоторой степени до сих пор задевали – чувства матери, имевшей свои представления о благоразумии и приличии. Рейчел не выносила конфликтов, однако именно ей выпала незавидная участь посредника между родителями: приходилось смягчать деспотичные, размашистые планы отца и щекотливые, не имеющие ответа вопросы матери, что, похоже, устраивало обе стороны: Бриг не выносил вмешательства в его распоряжения, а Дюши никогда не противостояла ему открыто. Таким образом, дочь в роли буфера позволяла им продолжать дружелюбные отношения на публике. Однако такой расклад – как и многое другое в ее дочерней жизни – достигался за счет самой Рейчел. В данном случае на кону стояла ее благотворительность, и ей приходилось прогибаться подо всех.

Господи, что с нами будет, думала Сид, не находя ответа. Слава богу, Иви, ее сестра, в относительной безопасности – в Бате, работает секретарем у очередного музыканта, в которого она влюбилась – по крайней мере, так оно звучало по телефону. Но что делать ей самой, если начнется война? Нельзя же продолжать преподавание музыки, будто ничего не происходит! Можно вступить в какое-нибудь женское подразделение… Последнее время она все чаще обдумывала такую возможность, но это означало оставить Рейчел – полностью и надолго, и от ужасной перспективы ее парализовало страхом. Пока что ей удавалось отложить дилемму в долгий ящик, в зыбкое, ненадежное будущее; однако после вчерашних новостей о захвате Польши она понимала, что будущее скоро станет вполне реальным настоящим. Ей очень хотелось поговорить с Рейчел наедине, понять, насколько та в ней нуждается. Беда в том, что Рейчел не признавала права на собственные нужды и, конечно же, стала бы рассуждать о долге Сид так же серьезно и искренне, как и о своем. Впрочем, сегодня разговоры по душам исключались: после ужина по настоянию хозяйки собирались слушать «Пасторальную симфонию» в исполнении Тосканини. «Думаю, нам всем не помешает», загадочно обмолвилась она перед ужином. А после Бетховена Рейчел совсем устанет, даже если высидит столько времени.

Сид подняла голову, надеясь встретиться взглядом с Рейчел (та разговаривала с Вилли), но вместо нее случайно поймала взгляд Зоуи. Девушка неуверенно улыбнулась ей – почти как чужак чужаку. Обычно Сид старалась избегать Зоуи – не доверяла хорошенькому, но пустому личику, однако с недавних пор выражение ее лица изменилось: как будто прежде она знала все, что нужно, а теперь не знает совсем ничего, и это странным образом ее молодило – ведь она только недавно потеряла ребенка, а горе старит людей. Сид еще раньше заметила, что семья держалась с ней иначе, чем год назад. Кажется, они наконец приняли ее – как и меня, подумала она. С другой стороны, они ведь не знают мой секрет. И она снова взглянула на Зоуи: а вдруг у нее тоже есть секреты? Глупости, в самом деле! Она просто выглядит потерянной, потому что потеряла ребенка; зато ее горе все признают и относятся к нему уважительно.