Застрять в лифте - [3]

– Ничего. Я продолжал приходить с друзьями в двадцатиэтажку, но во рту пересыхало всякий раз, когда я вспоминал о Павле. Ребята смотрели на меня и пожимали плечами. А в один прекрасный день Павла возникла на балконе и предложила мне прокатиться на свидание.

– Так вам же, вроде бы…

– Запретили, – согласился я. – Только кто ж нас увидит над кабинкой лифта?

Собеседница не сразу поняла. А когда поняла, округлила глаза, так что я ясно увидел кромки контактных линз.

– Но это опасно!

И ей-то говорить об опасности?..

– Люки на крышу и в лифтовую шахту тоже закрывались на кодовые замки. Мелочи жизни. Мы вызывали лифт на последний этаж и по скобам спускались на крышу кабинки. На все у нас было ровно двадцать минут. Потом Коля с Андреем, исчерпавшие дневной запас плевков, заклинивали лифт на двадцатом, и мы с Павлой выбирались из шахты на свет белый.

– Надо же… Вам помогали! Будь я на их месте, я бы дразнила вас Бонни и Клайдом…

– Моной и Пейном, – я закивал. – Было и такое. Только до них быстро дошло, что без Павлы я становлюсь абсолютно бесполезным.

– А интель? Он ничего не заподозрил?

– Павлу возил по секциям собственный водитель. Во дворе она не появлялась без сопровождения. В квартире оставалась горничная. Де вирто, Павла не покидала здания. Эти двадцать минут девочка делала уроки у подружки с шестнадцатого этажа. Всего лишь двадцать минуток, п-папочка!..

Двадцать минут стробоскопических мельканий арматурных перекрытий, между которых не очень-то сложно оставить руку или макушку, если зазеваешься и отклонишься чересчур далеко. Эти двадцать минут мы сильно-сильно прижимались друг к другу – и невольно – к медному тросу, на котором по-хозяйски загладили все колкие ворсинки.

– Вы расстались? – спросила вдруг моя собеседница. Я не ответил.

– Вам, наверное, больно…

Больно – это ломиться сквозь страховочные леса сосновых веток.

– У вас на Байконуре тросы не крали? – перевел я тему.

– Лифтовые? Вроде, нет, – качнула головой Ольга Матвеевна. – А у вас крали, что ли?

– Прошло два года, с тех пор как мы познакомились. Два счастливых, незабываемых года. – Нет, все-таки не перевел. – И все изменилось с появлением в микрорайоне Лифтореза. Так его называли. Не проходило и дня, чтобы в одном из домов не исчез трос. Пропажу обнаруживали утром: ткнут кнопку, а та не загорается. Не доносится знакомый гул. Не открываются с лязганьем и дребезжанием расшатанные двери. Через месяц половина жильцов района ходили пешком по лестницам.

– Неужто его никто не мог подкараулить?

– Пытались. Даже основали спецподразделение. Добровольцы из – смешное название – Лифтового дозора ночи напролет просиживали у люков на крыше, с фонариками и арматуринами наготове. Грелись водкой – и недооценивали Лифтореза. Если тот сумел прикинуться Томом Крузом и обрезать трос, что очень сложно и требует откровенно спелеологических навыков, не говоря уже о недюжинной смелости, неужели он не учует спиртового шлейфа, тянущегося за дозорными?

– А дом Павлы?

– Дом Павлы лифта не лишился. Пока. Чернильная клякса на карте дозорных расплывалась и простирала свои щупальца к элитной двадцатиэтажке. Кража нашего троса была лишь делом времени… Но мы даже не подозревали, что опасность придет с другой стороны. Со стороны дозорных. Чтобы перестраховаться, они заварили люк, ведущий на крышу.

Ольга Матвеевна часто заморгала, пытаясь понять, чем это могло нам грозить.

– То есть… Вы больше не могли встречаться? – спросила она.

Я кивнул:

– Мы не виделись неделю. Две. Три. Потом я взял газорезку и глубокой ночью…

Совершил необдуманный, не скоординированный с ЦУПом прыжок. Наломал кучу дров. Заработал хорошую шишку на всю оставшуюся жизнь.

– Меня поймали. Еще бы! Только контуженный не услышал бы рева той аргоновой струи! Я пытался объяснить взбешенным жильцам, что я вовсе не собираюсь воровать бесценный трос. И милиции пытался… "Вы знаете, я тут просто встречаюсь со своей милой, а какой-то клоун заварил люк…" Думаете, получилось? Но это еще ничего. Случай с автогеном еще мог сойти под обычное хулиганство… Если бы не трое работников пункта приема цветного металла. Я их в глаза никогда не видел. А они божились, что именно им я продавал тросы. Неоднократно. Интель-таки добился своей цели.

Ольга Матвеевна побледнела. Она больше не пыталась отстаивать отцовскую заботу. Она ждала вердикта.

– Я провел три года в колонии для несовершеннолетних. Хотели посадить Колю с Андреем – одного за хакерство, другого за финансовые махинации, – но на них ничего не наскребли, больно чисто работали.

– О, господи! А как же Павла?..

– Переехала.

– Или ее увезли?

– Это одно и то же. Она-то самой первой бросилась меня защищать… Ни за что бы в жизни по собственной воле меня не оставила. Потому что когда мы виделись с ней в последний раз…

Слова потонули в нарастающем гуле. Узкое окошко "для любознательных" озарилось ярким светом и красными сполохами тормозных огней. Потом разом стало темным, и стены станции задрожали, как дрожит перрон, ожидающий прихода товарняка.

– …лифт, – вздохнул я.

– Вы пробовали ее искать? – опасаясь, что я вдруг встану и уйду, поспешила спросить Ольга Матвеевна.