Застенец - [44]

Стучать пришлось долго. У меня даже костяшки пальцев заболели. В какой-то момент я почему-то обрадовался, что Будочника нет дома. Мол, сделал все, что мог, теперь можно отправляться восвояси. А на нет, как известно, и суда нет.

Однако, когда я уже собирался развернуться и уйти, дверь распахнулась. Точно ее выбили изнутри ногой. Сильная рука с черной грязью под длинными ногтями вцепилась в мундир, после чего меня заволокли внутрь. Я и пикнуть не успел, как дверь захлопнулась, оставив меня наедине с табачным смрадом, запахом пота и непроветриваемым духом чего-то старого и пыльного.

В домике царил полумрак. Свет с трудом пробивался через немытые окна, после чего окончательно запутывался в непонятного цвета занавесках. Впрочем, Будочник прекрасно видел и в темноте.

– Лицеист, – услышал я неожиданно певучий бархатный голос. Он невероятно успокаивал. Хотелось завернуться в него, как в теплое одеяло и сидеть, не шевелясь.

Но мерзкое зловоние изо рта помножило все приятное впечатление на ноль. Я попытался отстраниться, но уперся затылком в закрытую дверь. Потому просто отвернулся. Почему-то сейчас мне было страшно, как никогда. Страшно и мерзко. Даже тот незнакомец в переулке, не вселял столько ужаса и отвращения, как Будочник.

– Я пришел по поводу… личного плана… в общем, меня прислал Самарин, – жалобно пролепетал я.

– Самарин, Самарин, Самарин, – пропел хозяин дома, отпуская меня. – Старый пройдоха Самарин, любит деньги и врать. Самарин, Самарин, лучше многих в этом городе.

Он развернулся и проворно пошел прочь. Половицы, несмотря на удручающее состояние, не скрипели под его шагами, а мне хоть немного удалось разглядеть фигуру Будочника. Был он тощ, высок и сутул. Одет в какое-то вязанное рванье. И на ходу все время щелкал пальцами, будто у него нервный тик.

Хозяин дома скрылся в единственной комнате, отделенной коридором от кухни, и уже оттуда позвал меня.

– Лицеист, сюда.

Во мне боролись два демона. Первый хотел открыть дверь и удрать отсюда домой. Второй желал удрать как можно скорее. Нет, нельзя, нельзя! Отставить панику. Это всего лишь человек. Да, с большой долей вероятности у него определенные проблемы с головой, но Самарин не стал бы мне его советовать, если тот мог совершить вред. Или стал бы?

Я несколько раз судорожно вздохнул, пытаясь унять бешено стучащее сердце, а потом все же маленькими шажками, на ходу набираясь храбрости, направился в комнату, где скрылся этот тип.

Половицы не скрипели, они надрывались ранеными птицами. У меня вообще возник вопрос – почему я не услышал, как Будочник подходит к двери? И уходил он так же, бесшумно. Какой-то заводской секрет фирмы по изготовлению досок или мой новый знакомый чертов ниндзя?

Я добрался до проема в комнату и невольно стал дышать ртом. Здесь запах, точнее жесточайший смрад, был сильнее. Хозяин дома сидел на низеньком кресле, закинув ногу на ногу. Он напоминал сумасшедшего короля, свита которого разбежалась. А вот королевство – сваленный без всякого порядка хлам, с одной крохотной тропинкой к креслу, остался.

– Кто ты, лицеист?

– Я Коля. Николай Куликов. Точнее Ирмер-Куликов.

– Ирмер-шмимер, задавака Ирмер, думал, что всех обманул, да нашел себе костлявую невесту, – болтая ногой, пропел Будочник. А после сердито ткнул в меня пальцем. – Кто ты, Лицеист?

Так, он либо прапорщик, которому надо все повторять по два раза, либо глухой. Но делать никуда. Это я выступал в роли просящего.

– Я… Я Николай…

– Имя пустота. Ветер дунул и имя забыли. А вот запах может многое сказать. От тебя смердит чужим миром! – грозно рявкнул Будочник.

– Да, да, я оттуда, из другого мира, из-за стены. Застенец, так меня называют. Господин Ирмер оставил мне дар.

– Ирмер, Ирмер, чертяка-Ирмер, хитрый Ирмер перехитрил сам себя, – он замолчал, но продолжил уже спокойным голосом. – Я сразу почувствовал знакомые нотки корицы.

– Корицы? – не понял я.

Вообще, чем дальше заходил наш диалог, тем острее у меня возникал вопрос: «Что я здесь делаю?». Понятно, что в дурдоме амнистия, но я бы за этим типом пристально присматривал.

– Каждый дар пахнет по-своему. Не все умеют его чувствовать. Я умею. Будочник молодец. Только Будочника списали. Будочник не хочет больше воевать.

Он откинулся на спинку так, что в тусклом свете окна я увидел его коротко и неровно остриженные волосы. Видимо, сумасшедший был сам себе парикмахером. Будочник немного помолчал и вполне нормально, как полноценный член общества и психически здоровый персонаж спросил.

– Что привело вас ко мне, молодой человек?

– Мой дар. Я не могу им пользоваться. Точнее, не могу пользоваться, когда хочу. У меня получалось создать Зеркало и Эгиду…

– Молчи, молчи, молчи, – торопливо перебил меня Будочник. – Слушай, как они крадутся. Выползают из своих щелей, чтобы залезть тебе в уши, забраться под ногти, обглодать лицо. У, сколько их, какие они толстые, красивые, как россыпь опарышей. Они доберутся до тебя лицеист, доберутся. О, страдания, страдания. Зачем ты им нужен?

Мои нервы и так были расшатаны до невозможности, а этот сумасшедший продолжил подливать масла в огонь. Скоро он перешел на еле различимый свистящий шепот, постепенно наклонившись, будто хотел стать меньше. Я как не вслушивался, не мог разобрать ни слова.