Застенчивый мотив крови - [22]

— Нужно знать мою жену, — устало ответил Максуд, — у нее своеобразный комплекс неполноценности. Меня она считает нищим профессором на фоне богатого свояка. И таким своеобразным образом она подчеркивает нашу состоятельность. Отдает за дочку квартиру, которая стоит больших денег. В ноябре они переедут в свою новую квартиру, но наша квартира будет переписана на имя дочери. И тогда получится, что мы дали богатое приданное…

— Какая глупость, — поморщилась Майя, — неужели она не понимает, как это глупо и пошло?

— Похоже, не понимает. А тут еще мои проблемы с приехавшими родственниками.

— Что ты решил?

— Пока не знаю. Родным я, конечно, помогу, деньги у меня есть. А сам… сам никуда не поеду. Соберу свои вещи и перееду к тебе. Сдашь мне угол?

— Подумаю, — улыбнулась она, — нужно будет поторговаться. В конце концов, мы оба кавказцы, должны уметь не только мстить и убивать друг друга, но и торговаться.

— Смешно, — мрачно произнес Максуд.

— Ты сам прекрасно знаешь, что можешь остаться у меня в любой момент, — ответила Майя, — в любой день, когда ты сам захочешь. Но как быть с твоей дочерью? Ты говорил, что вам нужно соблюсти внешние приличия хотя бы до свадьбы.

— Тебе никто не говорил, что ты странный человек? — спросил Намазов. — У тебя есть возможность навсегда оставить у себя мужчину, который, я надеюсь, тебе нравится. И его подталкивают к этому все обстоятельства, его собственная жена и его большое личное желание. И в этот момент ты ломаешь всю эту схему, напоминая ему о его дочери. По-моему, это не совсем правильно.

— Зато честно, — возразила Майя, — если твой поступок скажется на судьбе твоей дочери, то это будет не совсем правильно.

— Я тоже об этом подумал, — признался Максуд, — но мне так не хочется переезжать к ее отцу. Хотя, ладно. Что-нибудь придумаю. Буду уезжать ночевать к Альтману, а оттуда приезжать к тебе. Теперь у меня есть служебная машина, пусть работает по вечерам. Как-нибудь приспособлюсь. А после свадьбы дочери навсегда перееду к тебе.

— Не переедешь, — неожиданно сказала Майя, — потом появятся другие обстоятельства. Потом твоя дочь, возможно, будет ждать ребенка, твоего внука, и ты тем более не захочешь ее беспокоить. Потом снова какие-то другие обстоятельства. Нет, я не обижаюсь. Просто думаю, что нужно либо рвать раз и навсегда, либо терпеть. Как твой дедушка. Который был секретарем райкома, но ушел, чтобы изменить свою жизнь.

— Ему ничего не удалось изменить, — прошептал Максуд, — даже когда он ушел на войну. Вернулся с войны, и его снова избрали секретарем райкома партии. Иногда трудно бывает изменить свою жизнь. Мы движемся по определенной колее и часто не можем выбраться на другую дорогу, словно наши судьбы раз и навсегда предопределены…

Она молчала. Смотрела на него и молчала.

— Думаешь, что я слишком слабый человек, чтобы решиться поменять что-то в своей жизни? Наверное, я не похож на своего деда…

— Не нужно об этом, — попросила она, — надеюсь, ты не считаешь, что тебе тоже нужно уезжать в Дагестан?

— Обязательно нужно, — вздохнул он, — хотя бы, когда исполнится сорок дней. А может, и раньше. На семь дней. У нас традиционно отмечают три, семь и сорок дней, хотя семь не так обязательны. Вместо них собираются по четвергам, ходят на кладбище, поминают покойного и собираются на плов, который подают в память об умершем. Пить, конечно, нельзя в отличие от вас, грузин. Но вы православные люди, у вас свои традиции.

— И ты собираешь поехать в Махачкалу? — нахмурилась Майя.

— Я собираюсь поехать в село, куда приедут все наши родственники, и побывать на могиле своего дяди, — пояснил Максуд, — думаю, что у нас есть еще день или два, чтобы найти подходящую квартиру для приехавшей семьи моей двоюродной сестры. А потом я уеду с Салимом. Это сын убитого дяди. У него две сестры, но есть два двоюродных брата, это я и мой брат Васиф. Остальные братья не являются гражданами России, и он не может их ни о чем попросить, чтобы не подставлять. Ведь достаточно им взять в руки оружие или даже начать нам помогать, как их могут либо убить, либо арестовать. Они не граждане России и не могут на законных основаниях иметь в нашей стране даже охотничьи ружья.

— И ты поедешь стрелять в своих кровников? — изумленно спросила Майя.

— Нет. Я слишком неприспособлен. Я даже в армии не служил. И никогда не стрелял в человека. Вообще стрелял только в тире. От меня не будет никакой пользы. Но поехать и просто поддержать моих родных, я просто обязан. Такое застенчивое свойство крови, которая дремлет, пока все хорошо. И в решающий момент неожиданно дает о себе знать.

— Я тебя не пущу, — не очень решительно произнесла Майя, — или поеду с тобой.

— Это невозможно, — улыбнулся Намазов, — я тем более не смогу появиться на поминках своего дяди с другой женщиной. Только со своей женой, которую не пустят ни в палатку с мужчинами, ни на кладбище. У нас традиционно женщины не ходят на могилы и не сидят рядом с мужчинами. И тем более нельзя привозить к своим родственникам другую женщину, которая не является ни твоей женой, ни твоей матерью, ни твоей сестрой, ни твоей дочерью. Таким образом, я только оскорблю своих родственников. Извини, но я говорю достаточно откровенно.