Застава - [63]

Полковник нуждался в доверенных людях, которые следили за рабочими. Их теперь на заводе было сколько угодно. Этим ставленникам полковника был предоставлен целый ряд льгот: они жили на заводе, не платя за квартиру, получали каждый месяц сахар и растительное масло, дефицитные в то время товары, а сверх того и лишние деньги, добавочно почти целую зарплату, как и возможность освобождать своих родичей от военной службы и отправки на фронт. Официально они считались сторожами, на самом же деле шпионили за рабочими. Их считали необходимыми, и заводоуправление приняло все нужные меры для обеспечения им необходимых калорий и витаминов.

Со стороны Дялул-Спирей территория завода, фактически, не кончалась на определенном месте; пределом ему служила только железная дорога, но и та, по существу, не отгораживала его. Прохожих в этих местах было мало, потому что они резко отличались от остальной части завода, асфальтированной и окруженной цветочными клумбами. Здесь всегда стояла пыль и тяжелый запах, которым пропитывалась вся одежда. Здесь же была и свалка и известковая яма. Служащие старались не ходить в те цехи, которые находились в этой части завода, чтобы не пачкать одежды. Но со стороны Дялул-Спирей шли сюда жены рабочих — побеседовать с мужьями, когда надо было рассказать им, что произошло дома. Вахтер их через парадный ход не пускал. Несмотря на тяжелый, удушливый запах, многие рабочие, даже и из передних корпусов предпочитали закусывать здесь в перерывы. Они встречались здесь с женами и узнавали, что делается дома, а также свободнее чувствовали себя.

За заводами валялись горы металлолома, сюда же сваливались и детали, не принятые немецкими властями. По этой причине рабочие гордились этим местом: груды материалов росли с каждым днем. И каждый раз, как хорошо известный всем автогрузовик, с трудом пробираясь по ухабам, приезжал сюда сбрасывать непринятые гитлеровцами материалы, на заводе был настоящий праздник.

Это были хорошие рабочие, из поколения в поколение знавшие и любившие свое дело; но времена-то были такие, что, только работая плохо, они могли чувствовать себя по-настоящему рабочими.

Надо сказать, что и водитель грузовика выполнял эту работу с нескрываемым удовольствием. Когда же за целый день ему не приводилось выполнить подобной перевозки, он ходил как в воду опущенный.

*

Директор и полковник сердились друг на друга.

— Опять жалобы, — сказал директор, иронически глядя на полковника, который, в свою очередь, насмешливо смотрел на него. — О чем думают ваши люди? Некоторое время коммунисты притихли было, а вот теперь опять…

— А ваши люди о чем думают?

— Мои люди? Оставьте моих людей в покое, чего вы на них взъелись?

— К чему нам ссориться?

— Да мы и не ссоримся, а только спорим, — сухо сказал директор. — Виноваты вы. Следовало бы быть более энергичным. Вы смеялись, когда я предлагал вам примерное наказание, расстрел на заводском дворе. А было бы, пожалуй, лучше. Мы бы до такого положения не дошли. Что мы за союзники, мы, румыны?

— Вы такое предлагали? Здесь, на заводском дворе?

— Вы теперь прикидываетесь, что забыли… А я с самого начала думал об этом. Было бы гораздо лучше.

Полковник пристыженно промолчал. Да, директор был прав. Было бы лучше.

— Отчего вы не арестовали всех коммунистов? — спросил директор, словно полковник и не подумал об этой возможности.

— Да я и не знаю, кто из них коммунисты. Будьте уверены, что если бы знал…

— Хорошо, хорошо, полковник, но тогда зачем же существует жандармский пост, карцеры, военно-полевые суды, расстрелы, сторожа, которым платят не меньше, чем профессорам университета? Думаю, что именно для этого. Сторожа должны говорить нам, кто именно коммунист, жандармы должны арестовывать их, суды — осуждать, а взводы солдат — расстреливать… Я так смотрю на эти вещи, просто. А вы почему на них так же просто не смотрите?

— Я сделал все, что было в моей власти…

— Теперь война, — напомнил ему директор. — И во время войны говорят не так. «Я сделал все, что было в моей власти…» Эти слова звучат как-то слишком не по-военному. Должен сказать вам это, хотя мне это неприятно… Позовите работников технического контроля, позовите и Зеическу, — изменившимся голосом сказал директор, намеренный взять инициативу в свои руки.

Через несколько минут явились работники технического контроля.

— У тебя дети есть? — спросил директор одного из них, приземистого, коренастого человека, который все время мял шапку в руках.

— Мальчик и девочка…

— А у тебя? — обратился директор к другому, спеша как можно скорее покончить с этой предварительной операцией.

— Сынишка в первом классе начальной школы.

— А у тебя?

— Девочка…

— У всех у вас дети, — удовлетворенно констатировал директор, как бы желая сказать, что благодаря этому все они у него в руках. Он несколько минут помолчал, как бы предоставляя им возможность подумать о своем положении, о женах и о детях.

— Немецкие власти, наши союзники, продолжают жаловаться на продукцию, поставляемую нами и… — он посмотрел на них, на каждого по очереди и добавил: — и принятую вами.

— С продукцией может еще кое-что произойти и после приемки, — высказал свое мнение человек, у которого был сын-первоклассник.