Заслон - [18]

8

Утонув по плечи в сугробах, в тяжелых снеговых шапках, зимуют на полях суслоны хлеба. А ведь не было еще такого в этих краях, чтобы, сжав и повязав в снопы золотую пшеницу, позабыли ее обмолотить. Пусто на токах. Застыли на добротных клунях пугающих размеров замки…

Громыхнет у колодца обледенелая бадья, промелькнет с коромыслом на плечах до бровей закутанная узорной шалью статная молодайка — и снова тихо на широкой улице — ни живой души; только дымки над опрятными, крытыми тесом и оцинкованными американским железом домами да прижатые изнутри к оконным стеклам носы изнывающих от скуки ребятишек.

Но вот посреди сельской улицы появилась группа странных, нездешнего вида людей, в теплых иманьих шубах, в мохнатых шапках, с суконными перевязями на бронзовых узкоглазых лицах. И будто отдунуло от окон ребятишек и забились тревожно сердца матерей и жарко шепчут побелевшие губы старух: «владычица, пронеси… пречистая, спаси и помилуй»…

Так заканчивался в Мазаново старый год и начинался новый, девятнадцатый, так шла его первая неделя.

А в конце недели в селе началось восстание. К мазановцам присоединились жители окрестных сел. Восставшими руководили товарищи, связанные с областным подпольным комитетом партии большевиков.

При первом же столкновении с восставшими японцы потеряли около ста человек убитыми. Остатки разгромленного отряда интервентов бежали в город Свободный. В Мазаново была восстановлена Советская власть. Но просуществовала она только два дня, а на третий в селе появился карательный отряд японцев. Повстанцы, их было около тысячи человек, отступили в село Сохатино. Ворвавшиеся в Мазаново каратели перебили стариков, женщин и детей из семей повстанцев и сожгли их дома.

В эти дни погибли председатель революционного штаба член ВЦИКа Кулинич и его секретарь Новиков.

Мазановское восстание было подавлено 9 января. А уже на следующий день в село Ильиновку съехались подпольные работники Зазейского района и приняли решение дать интервентам и белогвардейцам такой отпор, чтобы они почувствовали и мощь амурцев и волю их к победе. Партизанская война… каждый из присутствовавших на съезде понимал, что в этой войне у них не будет тыла: фронт позади, фронт впереди и здесь же, на линии фронта, самое дорогое, неотрывное от сердца — матери и отцы, невесты и жены, подростки и крохотные дети…

Вся власть Советам! Под этим лозунгом, ровно через неделю после Ильиновского съезда, партизаны столкнулись с интервентами у Черновского разъезда и приняли неравный бой. А 19 января на подпольном областном съезде амурских рабочих и крестьян, в селе Красный Яр, Федор Мухин сообщил, что благовещенские рабочие готовы к восстанию и твердо надеются на поддержку крестьян.

Съезд избрал областной военно-революционный штаб, в который вошли Безродных, Бородавкин, Патрушев, Пашкевич, Лавриненко и другие товарищи.

Вскоре партизаны вместе с делегатами съезда двинулись из Красного Яра на Борисоглебку, Лазаревку, Андреевку, ликвидируя на своем пути белую милицию и привлекая под повстанческие стяги крестьянскую молодежь.

В эти же дни партизанский отряд под командованием Ильи Безродных у деревни Кутилово вступил в бой с японским и белоказачьим отрядами. Потеряв несколько человек убитыми, партизаны отступили в Андреевку.

Вечером 3 февраля Мухин выехал из Андреевич в Благовещенск.

В ту же тихую звездную ночь по скованной крепким морозом дороге уходили из Андреевич первые партизанские роты. «Большинство партизан было вооружено самым разнокалиберным оружием, — рассказывает об этом переходе Безродных. — Здесь можно было найти вооружение всех наций и всех периодов, начиная от Крымской войны и до наших дней включительно: трехлинейки, берданы, игольчатки, штуцера, немецкие и австрийские винтовки, японские „арисака“ обоих выпусков, винтерли, винчестеры, маузеры, и бесконечный ряд других каких угодно систем винтовок и револьверов до дробовых ружей, с приготовленными к ним свинцовыми орехами в сто граммов весом, включительно».

Скрипели полозья саней растянувшегося на несколько верст обоза. Заиндевелые лошаденки добросовестно вышагивали в подернутую морозной дымкой даль. Перебрасываясь шутками, бежала рядом с ними не нюхавшая пороху безусая молодежь. Сосредоточенно дымили цигарками бившие уже и немца и японца степенные бородачи.

Вот, наконец, и Виноградовские заимки, и пылающий в печах огонь, к которому можно протянуть иззябшие на тридцатиградусном морозе руки. Утомленные трудным переходом парни завалились на отдых. Люди бывалые тщательно осматривали и чинили снятую с натруженных ног обувь.

Розовато-синие отсветы восхода лежали на снежной равнине, когда черными точками замелькали на ней конные разведчики японцев. Боевая тревога разом нарушила мирное течение зарождающегося дня:

— Стройся!

Быстро построились подразделения и, подчиняясь негромкой команде, залегли в укрытиях.

Со стороны Андреевки вылетел японский разъезд. Сдерживая резвых коней, интервенты внимательно просматривали местность. И тут случилось непонятное: со стороны Виноградовских заимок грянул одинокий выстрел. Разведчики повернули обратно. Несколько посланных вдогонку выстрелов окончательно демаскировали партизан. И тогда, из-за увала, на них двинулись японские цепи…