Заря счастье кует - [35]
* * *
Посмотрим, что уже сегодня дают жителям нефтяных городов их сельскохозяйственные предместья – эти зеленеющие, мычащие, кудахтающие оазисы на удаленной суровой земле.
В год создания хозяйств (1966) они имели все вместе 1653 головы крупного рогатого скота, в том числе 713 коров со среднегодовым надоем на голову в 1302 килограмма. В том году было произведено всего 671 тонна молока, или по 22 килограмма на имеющуюся тогда душу нефтедобывающего населения.
В 1972 году поголовье крупнорогатого скота, в том числе и коров, выросло в три раза, а производство молока – в восемь с половиной раз. На душу населения, плюсуя сюда и прибывших за пятилетку нефтедобытчиков, приходится уже по 86 килограммов своего обского молока. Птицы в хозяйствах не имелось вовсе.
В 1972 году птичники Главтюменьнефтегаза зиму и лето поставляли на прилавки магазинов свежее яйцо. 9 миллионов 388 тысяч штук произвели вновь организованные птичники на бывшем бесптичье.
Заново организованы тепличные хозяйства круглогодового действия и сезонные – пленочные.
В 1972 году в них выращено 590 тонн огурцов, зеленого лука, помидоров и редиса. Площадь теплиц – 45 тысяч квадратных метров, по 0,6 квадратного метра на душу населения. Вот тогда-то огурцы и осмелились вызвать на соревнование буровое железо и слетели среди зимы теплыми зелененькими птенцами в ладони буровиков.
За пятилетку производство молока поднимется до 9,5 тысяч тонн, яиц – до 14 миллионов штук, овощей тепличных – до 1000 тонн, возрастут земельные площади хозяйств, а следовательно, и производство овощей в открытом грунте. Капитальные вложения в сельское хозяйство нефтедобывающих районов только в 1972 году определены в 4 миллиона 936 тысяч рублей, из них на культурно-бытовые цели было истрачено полтора миллиона...
На примере Сургутского совхоза ярко видно, как круто пошло в рост хозяйственное и культурно-бытовое строительство.
За последние годы здесь введены в эксплуатацию кроме производственных помещений и жилья школа с отличным спортивным залом, бытовой комплекс, обслуживающий население десятками видов услуг, детский сад, ясли, баня, клуб, столовая, магазины. И так везде, во всех пяти хозяйствах Главтюменьнефтегаза.
Жар-птицей назвал поэт нефть.
Под ее крылом рядом с буровыми вышками и рабочими общежитиями, рядом с индустриальными гигантами и детскими учреждениями деятельной производительной и перспективной жизнью живут ее молочные, птичьи и зеленые овощные цеха. Они дарят людям, осваивающим эту суровую далекую землю, насущные блага на стол, уверенное настроение и немножко простой человеческой радости. Пусть же станет она каждодневной, доступной и всевозрастающей.
ГДЕ СИЯЕТ НГЭР НУМГЫ[3]
Повздыхали охотнички... Припомнили давность – какого-то древнего ненца и былинное славное ненцево зеркало. Это зеркало где-то в тридцатых годах вручено было ненцу как премия за сверхплановую полевую пушнину. В стойбищный период оно украшало голосистый семейный чум: охотник любил попивать против зеркала, сам с собой за компанию, крепчайший душистый чаек, мог подолгу рассматривать в дивном стекле свежедобытые шкурки.
Переселяясь на новые охотоугодья, старик предумышленно помещал чудо-премию поверх прочих пожиток, обязательно на виду, на самых обозреваемых нартах, запряженных серым, рыжим и белым быками-оленями. Он не укутывал и не прятал в тряпицы его обнаженную суть, резной инкрустированный оклад – нет, зачем! Пусть свидетельствует по тундре о незаурядности его кочевого быта, о запечатленной его охотничьей доблести. Лестно было владельцу диковинной утвари повидаться в пути с чьим-нибудь встречным кочевьем. Нарта с зеркалом подзывала к себе молодого и старого, жениха и невесту, мать и дитя. Славные это были минуты в жизни старого ненца, дорогие, душевные минуты. «Смотритесь, люди, в мое зеркало. Долго смотритесь. Мне это ничего не стоит.
Премия это. Охотник я. Пусть отдохнут мои и ваши олени».
Говорят, что открытия делает случай.
Выскользнуло однажды из-под ослабнувших ремешков премиальное зеркало да так и осталось стоять, погрузившись окладом в сугроб. Потерял бы его, вероятно, старик, если бы не собака. Нежданно- негаданно, в пустынной, необитаемой близости увидела она сближавшегося с ней незнакомого пса; взворошила загривок, обнажила клыки, грозно, глухо взрычала. Пес-инкогнито предпринял то же самое. Только молча, без рыка. Странно. Пес во плоти озадачился, еще больше встревожился. Обычно всегда молчаливый, угрюмый, он суетно, нервно облаял свое отражение. Старый ненец, вернувшись к потере, застал здесь свирепобескровную битву. «Псы» уткнулись пасть в пасть, одинаково непримиримы и злы, одинаково были готовыми рвать и терзать.
Ненец выкурил возле зеркала трубочку, понаблюдал, тронул жиденький ус... А на следующий сезон начал ненец охотиться с... зеркалом. Установит в песцовых угодьях его на ребро, раскидает напротив обзора пахучей приманки, а подходы к стеклу засекретит ловушками. Зверь песец агрессивен с сородичами. Он едва ли потерпит в своей суверенной округе пришельца. Защищая приманку-еду, он утрачивает прежнюю осторожность. Зверь во плоти скалит зубы, угрожая «пришельцу», сближается с ним. Срабатывают замаскированные ловушки. Говорят, старый ненец добывал перед зеркалом в шесть раз больше песцов, чем обычным проверенным способом. Так предание гласит...
