Заря счастье кует - [27]
Справляли по тестю «сороковины» в Мордовии. Тесть – бывший мастеровой человек, пимокат, весь свой век в поте лица своего катал землякам и окрестным сельчанам валенки. Принесут ему фунтов пять- шесть поярковой шерсти и живут потом в сладкогубой надежде: откатает-де пимокат, что игрушечки, обувь- чесанки. Поярок-то – шерсть знаменитая, в лучшем качестве. С молодой овцы, первой осенней стрижки. Руно мягонькое, податливое, словно тот воск. Из него даже шляпы сгоняли. Так и называлась: поярковая шляпа. В высшем качестве шерсть...
Тесть по шляпам-то не премудр был. Зато сколько и как подмешать в чудо-шерсть коровьей линьки, овечьей «Веснины», а то и грубоостной тулупины (тулупы мог стричь) – тут поискать надо было против него «составителя». Умозрительно, без весов насобачился. Горсть туда, горсть оттуда, горсть в поярок и горсть из поярка. Перебьет потом чертоплешь сию с шерстью агнцевой, и прекрасные получаются валенки. Поярок все свяжет.
– Колбасный обрезок в голяшку могу закатать! Пук щетины в подошву зарощу! – похвалялся он зятю.
С прилежанием и любопытством превзошел Юра все тонкости ремесла, а вот разбавлять и подмешивать шерсть, хоть и жил он у тестя в дому, так-таки и не нахимичился. Рука совестилась, и на тестя противно было смотреть.
Может быть, потому и высказал Христолюбов в день тестюшкиных «сороковин» роковые для собствен ной участи, невоздержанные слова.
– Он сейчас, Тимофей-то Васильевич, на гауптвахте у бога сидит, баланду голимую ест. Валенки... валенки, которые на земле замастыривал, перед боговы очи теперь растеребливает.
Теща заголосила от этих кощунственных слов, в унисон засморкалась и взвыла жена – пимокатова дочь.
С этого злополучного дня и началось для него самого в доме тещеньки откровенно собачье житье. Ни блинка ему масленого, ни цельного молока и ни венечка в баню свежего. В доме гнет, тишина. Один раз возвращается, смотрит: в собачнике раскладушка раскинута. Не поскупились – купили... Рваньем-барахлом всяким застлана. Пытался переговорить по этому поводу с пимокатовой дочерью – молчит, как оглухонемевшая.
Продал Юра дипломированных своих кобелей, поцеловал ребятишек – Витальку с Наташкой и... завербовался на «нефть». Спасибо Семену Урусову – к тому времени выдал фонтан. Вот ведь что значит одно неосторожное, антирелигиозное слово!
Итак, он отправился в аэропорт.
Каждый повар практически тот же снабженец. Интендант в перспективе. Не соли, так перцу добудет.
Озеро Светлое, как было сказано выше, находится в двадцати километрах тайги от Урая. Тем не менее по каким-то каналам прознал Христолюбов, что именно сегодня должны приземлиться в Урайском аэропорту два борта с раннеспелой капустой. Еще пасся на ягодах вольно глухарь, а к капусте уж Юра подкрадывался, вон откуда прицеливался. «Съезжу, добуду ребятам на щи. Расстараюсь. Осточертели, обрыдли им макароны, консервы, крупа... В других местах щавель растет, крапивка молоденькая, лебеда, а тут – ни зеленинки – суп взвеселить. Хорошо – ягода уродилась. Голубика, брусника, клюква уже доспевает. Киселями хоть ублажаю ребят».
Теперь к этой доброй заботе прибавился и глухарь. С глухарем не подгадить...
Слух о двух бортах капусты в аэропорту подтвердился. Вот-вот – и должны приземлиться. Молодому Ураю мерещились свежие щи. Из раннеспелой, белокочанной...
Раннеспелой, правда, эту капусту можно было назвать лишь с великой натяжкой, – стоял конец августа, – но и «поздней», конечно, не назовешь. «Позднеспелую-то коренные крестьянки после пятого инея рубят, – вспоминал Юра. – Теща про инеи как говорила? «Сахарком бог капустку потронул». Ох, сладка получалась, дерзка... А рассол?! Долбанешь ковш – и заново человек народился...»
Прибывали борта. Юра быстренько опознал экспедитора ОРСа и с ходу, с налету подрядился к нему в моментальные грузчики.
– Кинешь пять-шесть вилков! – запросил он за труд.
Экспедитор кивнул: «Кину».
«Погоди, кацо! – жизнерадостно принялся Юра ворочать мешки с кочанами. – Погоди-и-и! Я тебя научу жарить-печь глухарей. Сам, как фазан, посинеешь в расцветочку».
Часа через полтора с попутным автобусом, доставляющим сменные вахты на Тетеревскую площадь, ехал Юра в район своего Светлого озера. Вез с собою капусту и строил радужный план, как он сварит ребятам отличные свежие щи в побледневшем от концентратов котле, какой дух-аромат воскурит от тех щей по окрестной тайге, видел мысленным взором выстроившуюся у котла оживленную очередь, слышал внутренним ухом, как выпрашивают у него работяги добавки. Вот подходит с тарелкой кавказец...
«Ишь ты! Язык на его глухаре проглотили! Много чести! Не с того конца жаришь, кацо... Хе! Человек застрелил первого глухаря и, гляди, поднимается. На кого поднимается!! На Христолюбова!! Добавки кавказцу все-таки зачерпнуть – охотились вместе...»
Не добавки. Другое произошло. Юра бездумно поместил свою правую руку в мешок и сломил с распочатого в аэропорту кочана пару сочных упругих листков. Сломил и, все еще не расставшись в мыслях с кавказцем, машинально начал их грызть. Не остерегшись. Публично.
– Никак, парень, ка... капуста!! – поперхнулся казбечной затяжкой сосед.
За плодотворную работу в жанре сказа, за неповторимую самобытность, свежесть и сочность глубоко народного языка Ивана Ермакова (1924–1974) по праву называют писателем бажовской традиции. И особое место в творческом наследии талантливого тюменского литератора занимают сказы о солдатах, защитниках Родины. Прошедший огневыми дорогами войны от российских равнин до самого фашистского логова, Ермаков хорошо понимал и чувствовал характер русского советского воина — мужественного, находчивого, душевно щедрого, всегда имеющего про запас острое словцо, ядреную солдатскую шутку.Герои сказов Ермакова и в мирной жизни остаются в душе солдатами — горячими патриотами, бескомпромиссными борцами за правду и справедливость.
В однотомник избранных произведений Ивана Ермакова (1924—1974) вошло около двух десятков сказов, написанных в разные периоды творчества писателя-тюменца. Наряду с известными сказами о солдатской службе и героизме наших воинов, о тружениках сибирской деревни в книгу включен очерк-сказ «И был на селе праздник», публикующийся впервые. Названием однотомника стали слова одного из сказов, где автор говорит о своем стремлении учиться у людей труда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.