Заря счастье кует - [18]
Семья Хватовых в дороге уже третьи сутки. У Игорька определенно что-то неладно с животиком. Временами, точно его резанули, мальчик вдруг вскрикивает. Он напрягает ручонки и подолгу надсадно ревет. Похоже, что экономист с высшим образованием где-то не тем и не так подкормила в пути Игорька и у малыша закаменело в животике. Худо. В этом случае нет ни «гулюшек», ни сна, ни игры. Вынудил меня молодой заселенец тюменской земли идти разыскивать проводника.
Заглянув в «служебку», я обрисовал девушкам создавшуюся ситуацию и попросил подселить меня к кому-нибудь, кто животом покрепче, поздоровей Игорька, а гортанью послабже, помягче.
Пошли.
В одном купе восседал выдающийся по плечевым и иным габаритам лысеющий дядя и усладительно, под копченых провяленных чебаков, смаковал жигулевское пиво.
Я поздоровался. Проводница изложила ему нашу общую просьбу.
Вместо ответа он извлек из наволочки, временно обращенной в мешок, бутылку искристого жигулевского и, не вскрыв пробки, протянул ее мне.
– Лакеев нету, – предупредил он прилично поставленным басом и указал мне рукой на свободную нижнюю полку.
Два сиих жеста означали, вероятно, что пробку гость должен вскрыть сам, что гость может сесть... Так, во всяком случае, понимал я хозяина.
– Лакеев нету, – положил дядя рядом с бутылкой впрозолоть закопченного чебака. Он поощрительно поблескивал маленькими хитроватыми глазками и в то же время теми же глазками зорко, приметливо, хватко исследовал, изучал своего «гостенька».
В поездах знакомятся без церемоний.
Через пятнадцать минут, полчаса я уже знал, что хлебосольный радушный владелец «питейной» наволочки есть директор одного из новых закладывающихся леспромхозов Министерства путей сообщения, что пилит он «основную шпалу», что лесодобытчик он «стародревний» – времен поперечной и лучковой пилы.
– Все степени превзошел. Из сучкорубов карабкался. Обуви не было – босиком в лес... Подошвы у ног смолою-живицей намажу, по сосновым иголочкам потом потопчусь – вот тебе и подметки. Не от всякой колючки подпрыгиваешь.
Отрекомендовавшись так, «стародревний» лесодобытчик с обезоруживающей простотой выпытал у меня, что я интересуюсь не лесом, а зачатками сельскохозяйствования на Тюменском Севере.
– Ну и куда же ваш путь! – полюбопытствовал дядя,
– Остановлюсь в Комсомольском леспромхозе. Говорят, там теплицы и птичник...
– Теплицы и птичник!.. А разъединственный в леспромхозах свинарник не хотели бы вы посмотреть! Заодно и дель-фин-ник! – поделил по слогам необычное слово дядя.
– Это где же такое? – удивился и настерег ухо я.
– Сразу так и скажи! – хохотнул в ответ дядя. – Всему – час. Если сельским хозяйством... зачатками, я вам вот что сейчас расскажу... Надо вам записать. И фамилию мою запишите. Не страшусь, хоть и сам тут не доблесть-геройски выгляжу. Про салат расскажу! Что он значит в тайге, этот самый салат! Вот послушайте, если сельским хозяйством...
Мы повдоль всей дороги, хоть и в разных стоим министерствах, а друг друга, хозяин хозяина знаем. Мало ли у кого какой крах, срыв, прорыв, мало ли кому какая помощь бывает нужна! Тому кран дай, а он тебя лесовозами выручит. Тому троса отрежь, а он взамен – кисти малярные. Так и живем. Как можно соседу да соли в похлебку не дать! Короче – взаимовыручка. Вот по этим делам и бываем друг к другу.
Уж не помню, зачем среди лютой зимы приезжал я к... ну да после фамилию скажу. И надергано было мне там в подорожный гостинец (а может, в подшкурье, в задир) четыре ящика зеленого, с грядок, салату. «Погрызи, – говорят, – старик. Для печени очень влиятельно. Так же – для лысины». Подтравливают, одним словом.
Везу на утепленной машине этот самый хрен-цитрус-салат, и действительно, печень расстроилась: «А куда я его подеваю! – проблема возникнула. Одному мне его за присест не доспеть... Не со слонами воспитывался. Раздать итээровцам – разговоры из-за пустяка породятся. Сдать в столовую – вовсе гусей раздразнить. На тебя и нарекание живое. У людей, мол, салат свежий, а у нас – доклад прежний. Ни теплиц, ни курей покуда в моем леспромхозе.
Еду так, мучаюсь в думках и вдруг – мысль: «Сдам-ка я его в детский садик. Никому не обидно, а ребятишки-детишки похрумкают».
С этой мысли стало мне и приятно, и радостно. К золотой середине пришел. Не знал, старый пес, что через недолго заплачу.
Как завидела детвора эту зелень – треволнение в детсаде произошло. Ведь ребенок, если кости его организма по мелу, по углю, по глине ли вдруг заскучают, он ведь сам без врача себе – лечащий врач.
Находит кусок штукатурки и ест. Вот и эти... Дрожат и грызут. До дрожи им зелень нужна.
«Мои детки таежные. Мои заюшки малые... Окормил вас болгарскими перцами, засушил вас сухим молоком».
– Нет! – воскликнул мой спутник, – Нет!!! – пристукнул ладонью о стол. – Правильно, жизненно он, Михайло Красилов, рискует! Он, помимо свинарника, еще и коровник в своем леспромхозе закладывает. Свинарник, коровник, дель-фин-ник!.. Я сейчас вас сведу. Познакомлю. Он в соседнем вагоне едет...
Сорок отцовских тесин
Миша прошел пешком двадцать с лишним километров. За плечами висела котомка, а старенькие сапоги, связанные тесьмой по ушкам, нес в руках. На берегу реки высились аккуратные штабеля леса, на другом берегу, за широкой рекой, грудился небольшой городок. Там ремесленное училище, куда после семилетки надеется поступить Миша Красилов.
За плодотворную работу в жанре сказа, за неповторимую самобытность, свежесть и сочность глубоко народного языка Ивана Ермакова (1924–1974) по праву называют писателем бажовской традиции. И особое место в творческом наследии талантливого тюменского литератора занимают сказы о солдатах, защитниках Родины. Прошедший огневыми дорогами войны от российских равнин до самого фашистского логова, Ермаков хорошо понимал и чувствовал характер русского советского воина — мужественного, находчивого, душевно щедрого, всегда имеющего про запас острое словцо, ядреную солдатскую шутку.Герои сказов Ермакова и в мирной жизни остаются в душе солдатами — горячими патриотами, бескомпромиссными борцами за правду и справедливость.
В однотомник избранных произведений Ивана Ермакова (1924—1974) вошло около двух десятков сказов, написанных в разные периоды творчества писателя-тюменца. Наряду с известными сказами о солдатской службе и героизме наших воинов, о тружениках сибирской деревни в книгу включен очерк-сказ «И был на селе праздник», публикующийся впервые. Названием однотомника стали слова одного из сказов, где автор говорит о своем стремлении учиться у людей труда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Героиня этого необычного, сумасбродного, язвительного и очень смешного романа с детства обожает барашков. Обожает до такой степени, что решает завести ягненка, которого называет Туа. И что в этом плохого? Кто сказал, что так поступать нельзя?Но дело в том, что героиня живет на площади Вогезов, в роскошном месте Парижа, где подобная экстравагантность не приветствуется. Несмотря на запреты и общепринятые правила, любительница барашков готова доказать окружающим, что жизнь с блеющим животным менее абсурдна, чем отупляющее существование с говорящим двуногим.
Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.
Как продать Родину в бидоне? Кому и зачем изменяют кролики? И что делать, если за тобой придет галактический архимандрит Всея Млечнаго Пути? Рассказы Александра Феденко помогут сориентироваться даже в таких странных ситуациях и выйти из них с достоинством Шалтай-Болтая.Для всех любителей прозы Хармса, Белоброва-Попова и Славы Сэ!
Порой трудно быть преподавательницей, когда сама ещё вчера была студенткой. В стенах института можно встретить и ненависть, и любовь, побывать в самых различных ситуациях, которые преподносит сама жизнь. А занимаясь конным спортом, попасть в нелепую ситуацию, и при этом чудом не опозориться перед любимым студентом.
Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.
Семейная сага Марины Ивановой «Главное выжить», – это исповедь перед людьми! Судьба трех поколений женщин из одной семьи не жалует ни одну из них. Но в этой жизни, мы все на испытании. Целая эпоха молчаливо наблюдает, – справятся наши герои с трудностями, смогут выжить в предоставленных обстоятельствах. Что выберут пороки или добродетель? Об этом вы узнаете, прочитав сборник романов Марины Ивановой, – «Главное выжить».