Зарубежный детектив - [13]

— Послушайте, Фрич, рассказывайте-ка о Харте, — прерываю я немца, чтобы он не терял нити повествования.

У меня возникает ощущение, что и Бакула и Герман недоговаривают. В их исторических экскурсах явно просматриваются белые пятна, которые они отнюдь не стремятся заполнить фактами. Колесят вокруг да около, сбиваются, делают паузы, ставят многоточия… Боятся?

Фрич смотрит на потолок и начинает снова протирать очки. Прислушивается. Быстрым движением снова водружает очки на нос.

— Значит, та золотая монета, которую дал мне дедушка…

— Фрич, ради бога, говорите о Харте! Иначе милиция никогда не узнает, как умер господин барон Каспар фон Кольбатц.

Фрич разражается блеющим смехом, его морщинистое личико сморщивается еще больше. Он развеселился, как ребенок.

— Очень хорошо сказано, герр гауптман! Милиция и в самом деле никогда не узнает, кто убил!

— Фрич! — кричу я голосом фельдфебеля.

— Слушаюсь, герр гауптман!.. Итак, мой дедушка побежал доложить о прибытии капитана Харта, а он остался здесь, у портретов… Мой дед хорошо запомнил, что именно здесь. Позже господин Харт всегда сидел под портретами, у камина, и думал. О чем? Мой дедушка так никогда и не узнал, о чем думал капитан Харт. Но наверное, это были страшные мысли, потому что после них господин Харт срывался с места и приказывал оседлать коня. Он носился по полям, как черное привидение, а люди крестились, если его встречали… Господин барон, как рассказывал мой дедушка, страшно удивился. Он совсем не понял, о ком идет речь, и очень рассердился, что ему помешали. Вы представляете, герр гауптман, господин барон целыми днями сидел в башне и забавлялся часами. Имение растаскивали, а ему было хоть бы что, он занимался только часами. Заводил их, слушал мелодии, которые они играли, снова заводил. Он спустился с башни разгневанный и спросил: «Кто?!» А господин Харт ответил: «Наследник Шимона!» Не сделал ни шагу навстречу, только стоял и смотрел внимательно на госпожу Анну Хартман. Мой дедушка не очень-то понял, о чем идет речь, но заметил, что господин барон Каспар, видимо, догадался, страшно побледнел и весь затрясся. Затем выгнал моего дедушку из салона. Но в полночь моего деда разбудили и велели идти наверх, в ту комнату, где стоит стол и шесть стульев…

— Семь, Фрич, семь, — прерываю я его, и он с готовностью поддакивает.

— У вас хорошая память, герр гауптман. Хотя мне казалось, что вы со страху не могли там все как следует рассмотреть. Извиняюсь, герр гауптман, я уверен, что вы не испугались, но только в той комнате очень неприятно. Мой дедушка тоже так считал. «Знаешь, Герман, — говорил он мне, — не люблю я ту комнату…» Может, потому, что там и началась вся история? Господин барон стучал своей тростью — да, герр гауптман, именно этой, что теперь висит над камином, — и приказывал моему дедушке: «Франц, это мой дальний родственник, господин Артур Харт. Ты должен его слушаться и выполнять все его приказания. А теперь подойди сюда и подпиши эти бумаги. И помни: если кому пикнешь хоть слово, то издохнешь, как самый последний пес». Так сказал господин барон моему дедушке. Вам интересно знать, герр гауптман, что подписал мой дед? Мне тоже было очень интересно узнать, но пришлось ждать двадцать лет, пока мой дедушка не стал совсем плох. Когда он умирал, то сказал, что смерть освобождает его от данного слова.

Мой дедушка Франц был суровый человек. Он получил Железный крест за Седан, единственный из всей шестой роты Верхне-поморского пехотного полка. Но теперь это уже не имеет никакого значения ни для Кольбатцев, ни для милиции. Как это вы забавно сказали, герр гауптман, что милиция никогда не узнает, кто убил… Я вам скажу. В документе было написано, что господин барон Каспар фон Кольбатц заключает с господином Хартом соглашение о тайном перевозе людей и оружия. Интересно, не правда ли? И корабль, что стоял на якоре, был кораблем капитана Харта. А на его борту — поляки, которые ехали из Англии и хотели присоединиться к польскому восстанию против России.

— В тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году? — спрашиваю я, чтобы еще раз уточнить детали очередной драмы из колбацкой коллекции. Фрич кивает головой.

— У них был такой план: сойти на берег, переночевать в замке, а утром погрузить оружие на телеги и под видом торговцев перейти границу. От Либавы до Гданьска все дороги были перекрыты, а у нас, в западном поморье, как говорил капитан Харт, граница почти не охранялась. Он имел голову на плечах, этот капитан Харт! Мой дедушка запомнил еще, что вдруг господин капитан Харт вскочил и закричал на господина барона: «А если продашь?» На что господин барон ответил: «Кому ты это говоришь, англичанин? Прусскому барону?» Господин капитан только рассмеялся, начал ходить большими шагами по комнате и говорить, что Кольбатцы всегда слишком любили деньги. Вспомнил даже барона Иоганна, который повесился в башне. Он, должно быть, хорошо знал все семейство, этот капитан Харт. Тогда барона Каспара охватила ярость, и он тростью смахнул весь фарфор со стола, растоптал его вдребезги и вопил, как гренадер, которого ведут сквозь строй. Потом успокоился, как говорил мой дедушка, и принес из спальни документ, который вручил Харту. Мой дед помнил даже, что говорил господин барон господину Харту: «Франц, в твоем присутствии я вручаю господину Харту свое завещание». А вы должны знать, герр гауптман, что господин Каспар не имел наследников, если не считать Вольфганга, который еще до австрийской кампании сбежал из Гданьска с какими-то моряками. И если он давал такой залог, значит сделка была нешуточной. Но тут господин барон вдруг потребовал, чтобы капитан Харт тоже дал ему что-либо в залог, в знак того, что он никому ничего не скажет о сделке. Господин Харт разгневался, стал стучать кулаком по столу и кричать: «Тебе дают двенадцать тысяч английских фунтов. Десять дают поляки, две — я. Мало?! За высадку и ночлег. Мало?» Так он говорил. Господин барон ответил, что мало. И тогда сказал, чтобы господин Харт вручил ему королевский вексель. Что это такое, мой дед не знал, но, наверное, было что-то очень важное, так как капитан Харт схватился за пистолет, который всегда носил на поясе в кожаной кобуре. Господин барон начал смеяться и сказал, что если не получит в залог королевский вексель, то с высадкой и ночлегом ничего не выйдет, что его залог, то есть завещание, важнее, чем двадцать тысяч фунтов и королевский вексель, вместе взятые. И еще сказал господин барон Каспар, как запомнил мой дедушка: «Хартманы всегда были изменниками. Вспомни своего предка Шимона, Артур Харт!» После чего капитан Харт вытащил желтый кожаный бумажник и достал оттуда очень старую бумагу. Дедушка хорошо запомнил, что он вынул бумагу, желтую, как кожа, с большой толстой печатью и вручил ее господину барону. Дедушка снова подписался под соглашением, которое гласило, что они оба обменялись такими-то и такими-то документами и вернут их друг другу после отъезда поляков. Утром поляки сошли на берег. Их было двадцать три. Все в кожаной одежде. Вооружены до зубов. У каждого по два больших пистолета и новенькие английские многозарядные карабины. Перевезли на двух шлюпках оружие и боеприпасы в замок и легли спать. Должно быть, совсем измотались, так как когда явились жандармы, то лишь двое успели вскочить на ноги и схватиться за оружие. Дедушка рассказывал, что эти двое далеко не убежали, только в дюны, отстреливались из пистолетов минут десять, потом затихли. Наверное, у них кончились патроны.