Зарубежный детектив 1984 - [133]

Было уже три часа дня, и улицы выглядели пустынными.

— Знаешь, Мануэль, обжорство не доведет нас до добра.

— Не беспокойтесь, дон Лотарио, мы уже целую вечность не держали во рту ни крошки.

— Да, в этой жизни на каждом шагу нас подстерегает западня.

— И не говорите.

На проспекте Алавеса, тоже довольно пустынном, все ослепительно сияло под ярким, но не греющим солнцем: трава, маленький канал Пантано и, разумеется, асфальт. Да, солнце было удивительно ярким.

В большом обеденном зале за столом сидел в одиночестве Мансилья и, вытаращив глаза, читал газету.

— Вы только послушайте, что здесь пишут, начальник: «Возможное похищение в Томельосо доктора Антонио Барандиарана волнует всех его коллег в Испании».

— А что еще там написано?

— Пустая болтовня.

— По-моему, самое сложное в профессии журналиста, — заметил дон Лотарио, бегло просматривая сообщение, — пересказать в одном-двух столбцах то, о чем уже писалось и о чем известно лишь по газетным заголовкам.

— Святая истина! Я с вами вполне согласен.

— Что представляет собой сестра дона Антонио, Мансилья?

— Ничего особенного. Женщина средних лет, очень застенчивая. Как видно, вся их семья страдает этим недугом. Краснеет по каждому поводу и без повода и, судя по всему, очень набожна.

— Еще бы! Она ведь родом из Памплоны. Так что же она рассказывает?

— Ровным счетом ничего. Ей известно о собственном брате меньше, чем мне. Твердит, что он очень хороший человек и идеальный брат. Но ведь из этого ничего не высосешь. Поскольку здесь, в городе, она никого не знает, то весь день сидит дома в обществе домработницы дона Антонио. Мне кажется — вы, конечно, можете сами проверить, — она нам не помощница.

— Итак, подведем итоги. Дело застопорилось. И доктор молчит, и его сестра ничего не говорит, и его другу нотариусу нечего нам сказать, и я помалкиваю, чтобы не впасть в ошибку. Одним словом, дело застопорилось.

— Нотариус — друг доктора?

— Да, инспектор.

— Он тоже не сообщил вам ничего нового?

— Пожалуй... он единственный, от кого мы кое-что узнали.

— Что именно?

— Что у дона Антонио была подружка, которую он время от времени навещал.

— Кто же она, Мануэль?

— Ха! Он ничего не говорил о ней нотариусу. Это тайна, покрытая мраком!

— И даже адреса не сказал?

— Ни адреса, ни района.

— Да, дело застопорилось, как сказал Мануэль.

— Приходил еще кто-нибудь из тех, кто видел доктора в тот вечер?

— Да, приходил один человек. Он встретил его около двух ночи на улице Нуэва. Стало быть, тайна начинается с двух часов ночи, когда он распрощался с нотариусом и куда-то отправился.

— Остается, Мануэль, надеяться на какую-нибудь случайность.

— Случайности тоже надо искать, Мансилья.

— Вы правы, маэстро. Случайности надо искать, — с удовольствием повторил слова комиссара Мансилья.

 

Под вечер Плиний и дон Лотарио отправились погулять по бульвару Пасео де ла Эстасион, где на каждой скамейке сидели влюбленные парочки. Друзья старались держаться поближе к фонарям и подальше от газонов.

Они шли, беседуя или молча созерцая собственные тени, которые то удлинялись, то становились короче, то делались совсем круглыми, в зависимости от расстояния, отделявшего их от фонарей.

Внезапно Плиний замер и прикрыл глаза, словно к чему-то прислушиваясь.

— Что с тобой, Мануэль?

— Не оборачивайтесь... Слышите?

— Что?

— Кто-то сзади шаркает ногами.

— ...Слышу. Что тебе далось это шарканье?

— Где-то совсем рядом. Ну ладно, пойдемте.

Они неторопливо двинулись дальше, внимательно прислушиваясь к шагам позади, уже не замечая собственных теней и вообще ничего вокруг.

— По-твоему, Мануэль, тогда на кладбище и сейчас шаркает ногами один и тот же человек?

— Не убежден, но, судя по звуку, похоже на то.

— Он преследует нас?

— Во всяком случае, идет следом.

— Ты думаешь, он хочет поговорить с нами?

— Я этого не утверждаю.

— Хочешь, я оглянусь?

— Нет, нет, не надо. Пойдемте потише, может быть, он нас нагонит.

Шарканье явно приближалось и становилось отчетливее.

— Интересно, кто бы это мог быть?

— Не могу припомнить никого в городе, кто бы так шаркал.

Они прошли еще немного и, когда шарканье, казалось, почти настигло их, вдруг перестали его слышать.

— Может быть, он повернул назад? — тихо спросил дон Лотарио.

И тут чья-то длинная тень коснулась их пяток. Плиний и дон Лотарио молча прошли еще несколько шагов. Тень прошмыгнула у них под ногами.

— Добрый вечер вам и вашему спутнику, Мануэль.

Это был Доминго Паскуаль. Плосконосый до уродства, с тонкими, как щелки, губами, в берете, низко надвинутом на лоб, и преогромным животом.

— А, Доминго! Каким ветром тебя занесло в эту глушь?

— Я стоял у киоска на Пасео дель Оспиталь и вдруг вижу, вы идете. Дай, думаю, догоню их и расскажу про голоса на кладбище.

Плиний и дон Лотарио переглянулись.

— Какие голоса?

— Да о передачах по радио.

— Ты был на кладбище, когда мы туда ходили?

— Был.

— И знаешь, в чем дело?

— Конечно, только я и знаю. А как увидел, что началась такая заварушка, сразу решил: пойду расскажу все Мануэлю, чтобы не ломал себе голову.

Доминго замолчал, вероятно размышляя, с чего начать. И тут снова, как бы предваряя его рассказ, послышалось шарканье ног по мелкому гравию бульвара.