Зарницы в фиордах - [26]

Никто не ответил ему на этот вопрос.

ГЛАВА IX

Если взять несколько вышедших в один и тот же день газет и внимательно их прочитать, мы наверняка найдем заметки о досрочно выполненном ткачами плане, о новой домне, об успехах геологов, о новом открытии ученых. Редко когда эти факты мы воспринимаем, как нечто необычное — это наша повседневная жизнь. Но если нам попадется на глаза сообщение о людях, ликвидировавших пожар, о моряках, пришедших во время шторма на выручку к гибнущему судну или о человеке, спасшем с риском для своей жизни ребенка из-под колес машины, то мы невольно отдаем должное храбрости и мужеству. И редко кто задумывается о том, что в первых, «обычных», сообщениях рассказывается тоже о подвиге. Эти сообщения из газет мирных дней, а в газетах военных лет обычными, повседневными казались сообщения и заметки, где рассказывалось о фронтовых буднях. О том, как наши летчики уничтожили еще один самолет противника, о том, что освобожден еще один населенный пункт, или о том, что наши моряки потопили еще один вражеский корабль. А если вчитаться как следует в эти написанные сухим языком строки, то становится ясным, сколько мужества и подлинного героизма скрывается за ними.

У североморцев-катерников тоже шли свои монотонные будни. Выходили катера на свободную охоту или сопровождали наши суда, идущие в районы полуострова Рыбачьего, или высаживали десанты, или спасали наших летчиков, выбросившихся с парашютом в море, — все это считалось повседневным, обычным делом.

Александру Осиповичу Шабалину со своим катером тоже не раз приходилось выходить в море по таким будничным делам. О них редко писали в газетах, и узнать о них можно было только из рассказов свидетелей, а также из бесстрастных лаконичных записей в вахтенных журналах.

Попробуем расшифровать хотя бы одну такую запись.

Июнь 1943 года. Только что окончился бой. О том, что схватка была серьезной, говорили многочисленные обломки, плавающие на воде. Воздушная разведка доложила: потоплен немецкий транспорт. Во время боя с конвоем противника и с двумя «фокке-вульфами» сбит наш истребитель. На место боя для спасения летчика вышел катер Шабалина. Ему уже приходилось искать и спасать наших летчиков, выбросившихся с парашютом из подбитого самолета.

Можно подумать, что это очень просто — найти и поднять на борт пострадавшего. А если неизвестно, где он «приземлился», если нет никаких точных координат, только приблизительно квадрат, где происходила схватка, и в довершение всего надо идти на выручку, когда уже совсем темно? И в этот раз пришлось идти в сумерки. Шабалин, как обычно, стоит за штурвалом, не отрывая глаз от темной поверхности моря. Хорошо еще, что погода пока не подводит — ничто не мешает катеру со всей скоростью лететь по невысоким гребням. А торопиться надо — Северное море не любит шутить, в нем не поплаваешь, отдыхая и нежась на ласковых волнах, как на Черном море. Вода здесь ледяная, она сковывает движения и сводит судорогами руки и ноги, холодными щупальцами хватает за горло… Очень трудно выйти живым из ее цепких объятий здоровому и сильному человеку. А если человек ранен, ему тем более нужна срочная помощь.

Никто не может знать заранее, где и когда обнаружится летчик — может быть, через несколько минут, а может быть, и через несколько часов. И вот идут катера в море, они своего рода «Скорая помощь», никто не может сравниться с ними по скорости. И всматриваются в море командиры катеров, до боли в глазах, до того, что потом, когда на секунду опустишь веки, перед тобой все то же волнующееся море.

Шабалин мысленно представляет себя на месте летчика. Что бы делал он сам, если бы это его самолет горящим факелом падал в море? Конечно, до самой последней секунды, пока еще оставалась хоть малейшая надежда, он пытался бы спасти самолет. Ведь любому человеку, влюбленному в свое дело, жаль как живое родное существо, свой станок, свою машину, свой корабль, свой самолет. Наверное, и этому летчику, когда сбили его машину, тоже казалось, что гибнет товарищ и надо использовать все возможности, чтобы его выручить. Но все напрасно — пришлось выпрыгнуть с парашютом…

Сначала он не почувствовал холода, еще не остыла в нем горячка боя. Вода кажется вполне терпимой.

Там, где только что пылал огненный факел горящего самолета, теперь темно и безжизненно. Все кончено… Теперь уже ничего не сделать, надо думать о себе.

Сначала надо освободиться от запутавшихся лямок парашюта. Скоро он из помощника превратится во врага и будет тащить на дно. Несколько энергичных движений, и парашют уже качается рядом на волнах. Никогда не подумал бы, что можно так устать от такого, кажется, простого дела — снять парашют, теперь надо отдохнуть. Александр представил, как он лег на спину и море стало подбрасывать его на своей спине, раскачивать, как на качелях. Может, стоит плыть? Вряд ли! Это бессмысленно, плыть некуда — всюду море. Значит, надо держаться, держаться до тех пор, пока не придут свои, а они должны прийти обязательно.

Молодец тот, кто придумал спасательный жилет. Его высокий воротник доходит до подбородка и держит голову над водой. Чтобы не захлебнулся человек, если он ранен или потерял сознание, или, наконец, потерял надежду, что его спасут.