Зарницы грозы - [35]

— Машке эту пулю посвящаю!

Та нечисть и нежить, что еще была снаружи, пришла в смятение. Толковых командиров среди них не было, а за Соловьем они пошли, соблазненные обещаниями власти и поживы. Кое-кто сразу дернулся убегать. Вперед выехала убившая Черномора девушка и объявила себя военачальницей. Это их еще меньше воодушевило, а вот заморцы и авалонцы словно того и ждали. Штурм возобновился с новой силой. Уже чужеземцы прорывали оборону, сеча шла на сходнях и спускалась в улицы.

Уши Баюна дернулись и оттянулись назад, как всегда бывало, когда он слышал слабый и далекий звук. Не до конца веря, что ему правда почудился глас трубы и гул конной лавины, рысь высунулся в бойницу, и разглядел темную ниточку на затуманенных холмах северной дороги. Защитникам шла помощь. Ниточка утолщалась, приближалась, разливалась подобно реке, и вскоре утреннее солнце засверкало на доспехах, на снежной крупе, взметенной ногами и копытами. Над ратью, кроме стяга Тридевятого, веяли знамена князей и бояр севера.

Эльфы полагают себя выше человеческих бед и стремлений. Про это они вспоминают каждый раз, когда дела оборачиваются не в их пользу. Увидев, как стремительно приближаются свежие, жаждущие боя ратники, длинноухие существа обратились в бегство. С ними драпанула и кое-какая пушечная обслуга. Оставшиеся наемники оказались в кольце. Сдаваться они не собирались, впрочем, и вскоре бой уже кипел как в Лукоморье, так и вне его.

Заморцев северяне перебили, а авалонцев почти всех взяли в плен. В городе битва мало-помалу утихала. Кое-какие наемники успели скрыться на улицах, но Финист не беспокоился: ополченцы о них позаботятся. Северян с их пленниками пустили за ворота.

— А красивая, чертененок! — почти с нежностью сказал северный воевода Мирослав, имея в виду убийцу Черномора. — Будет жена моя.

— Так у тебя же есть, боярин! — загоготали среди дружины.

— Ну и что? Вторая будет. Басурманам можно, а мне нельзя?

На севере клич Соловья успеха не имел — народ там достаточно натерпелся, чтобы разбойников передушить, как только они вновь повылезли. Поэтому, едва заслышав дурные вести, северяне поспешили на подмогу столице. Финиста это радовало.

— Залесье к нам — а мы к Залесью! Оно сейчас как ободранное стоит, надо бить, пока мы в силе. Отдыхаем три дня — и на запад!

Ох, владыка, мысленно прибавил Финист, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Тебе, кстати, красна девица в полон не нужна? А то Мирославу больно жирно будет.

Пленников, недолго думая, под надзором ящеров поставили заделывать ворота. Некоторых из них навы уже заранее отобрали себе, отстраивать пекельный город. В царском тереме Ясный Сокол велел закатить пир горой — и в честь северян, и в честь победы. Брага лилась рекой. Мирослав спросил, а кто теперь новый царь.

— Царя мы выкликнем,— уклончиво ответил Финист. Не хотелось рушить с таким трудом достигнутое единство. Если сторонники маршала со сторонниками Ивана-Царевича передерутся, Заморью это ох как на руку будет. Пусть каждый пока своими мечтами живет и смотрит — вот Иван-Царевич, который вообще неизвестно где и что делает, а вот Финист, победы которого зримы и ощутимы. Да еще весть та неприятная, которую ему гонец сообщил...

— А ты же кто, боярин? — притворно удивился Мирослав.

— А я... А я наместник. Вот.

Слово само по себе в голову вскочило. И ведь правда. Удобное это слово. Царя нет — а власть есть.

Баюн пошел проведать Емелю. Тот уже очнулся. Кашлял он больше, а вот бледности было меньше. Действовала навья иголочка.

— Баюн, — слабо сказал Емеля, — ты не серчай, что я как труп провалялся. Я говорил ведь тебе, что всякое могу видеть. Мне и явилось. Светлый Князь меня миловал, что я в обморок грохнулся.

— Ты болен просто, — ответил ему рысь. — От жара видения у тебя.

— Нет, не от жара. Такое и в бреду не привидится. И я ведь знаю, когда мне чудится, а когда нет. Тварь я видел, что все Лукоморье и все Тридевятое собой накрывает. Морда длинная, зубы волчьи, а вместо лап — щупальцы, как у морского зверя восьминога. И не это страшно, Баюн! Страшней всего, что щупальцы эти у наших в головах сидели. У кого прочно, у кого подрагивая. И ко мне одно тянулось, да я не давался. А потом тварь эта учуяла, башку повернула, и на меня свой взгляд устремила. Глаза — как луны, веками чуть прикрытые, и такая тьма в них... Тут я и упал.

Тьфу, пропасть! Вот и что ему объяснять теперь? Может, не будет вопросы задавать? Он же, Баюн, зверь всего-навсего...

— Ты, я знаю, в Навьем царстве с Финистом был, — продолжал Емеля, — скажи, Баюн, если ведомо тебе, что это за тварь такая? Может, в ад нас всех Финист ведет, а мы и не видим? Может, со злом в Тридевятом надо сейчас бороться, пока поздно не стало? Я это могу, я и людей обучу, ежели понадобится. Мне чародеи хидушские разные штуки показывали...

Нет, не свезло. А скажешь, что не знаешь — будет еще хуже.

— Демон это, — сказал Баюн. — Демон государственный. Он как бы держава во плоти. Ты его только не бойся, Емеля, и если еще раз увидишь — не перечь. А то Волх у нас нрава крутого...

— Как, говоришь, его кличут? — переспросил Емеля. — Волх?