Зарисовки ночной жизни - [71]
— Выходит, эти люди приехали в Сеул попытаться продать глаз Рэю Чарльзу?
— Верно. Тот, что хвалился своим якобы родством с депутатом из их округи, заявил, что раз уж в самой Америке так много желающих продать свои глаза, в этом деле надо подключить парламентариев, для чего и привез в Сеул этого простака-бедолагу. Когда встретился с той шишкой, постарался его убедить, что, мол, от продажи глаза выгода не только крестьянину, но и для государства польза, так как будет приток валюты. А если в этом вопросе подсуетятся депутаты, то успех обеспечен, поэтому попросил похлопотать и убедить этого слепого из Америки, что, раз уж на то пошло, следует купить глаз у бедного корейского фермера.
Однако депутат, недолго думая, наотрез отказал, приведя, казалось бы, довольно убедительную причину: мол, глаза у американцев голубые или зелено-желтые, поэтому черные им ни к чему.
После такого поворота событий фермер с товарищем совершенно упали духом. Тем не менее какой-то черт меня дернул сказать, что слепой музыкант — негр, поэтому ему как раз наоборот нужен именно черный глаз. Эти мои слова мать передала нашим горемычным посетителям, и они опять воодушевились; и я оказалась втянутой в эту их авантюру. Они стали упрашивать меня, чтобы я написала по-английски письмо господину Рэю Чарльзу. Пусть даже не триста тысяч долларов, мы, мол, согласны продать даже за сто пятьдесят тысяч, нет — за пятьдесят… и даже не за пятьдесят, а за тридцать тысяч долларов. Они даже просили написать, что, дескать, если для операции по пересадке глаз надо будет лететь в Америку, то они даже согласны взять на себя часть расходов на перелет. У меня лицо горело от чувства обиды, что приходится отбросить всякую гордость за наш народ… Очень уж мне не хотелось писать такое письмо…
— И что? Не стала?
— Не смогла перед ними устоять. Кое-как с помощью словаря написала, что они попросили. Сами сельчане добыли в газетной редакции адрес прибывшего в Корею певца. И, если верить словам матери, после того как они отправили это письмо, бедолага-фермер будто уже расстался с глазом, пил сутками напролет и устраивал шумные посиделки до ночи со своим приятелем. Мама рассказывала, что они и письмо в деревню отправили: мол, не переживайте, скоро все будет хорошо. Судя по всему, они намеревались дожидаться ответа на свое письмо в нашей гостинице. Как-то вечером мне пришлось пойти в туалет, предназначенный для постояльцев, так как наш домашний был занят кем-то из домочадцев. И там я наткнулась на этого крестьянина, тот сидел перед зеркалом и неотрывно смотрел на отражение своих глаз. Заметив меня, он вдруг резко повернулся в мою сторону. Его красное от выпивки лицо было залито слезами. Видимо, он прощался с одним из глаз, который вот-вот придется продать.
На следующий день я привела его к нам домой и поставила пластинку с песнями Рэя Чарльза. Внимательно вглядываясь в фотографию певца на обложке пластинки и слушая его музыку, он проговорил: «И почему только у этого человека так много денег?» Видимо, у него никак не укладывалось в голове, как можно стать богачом, лишь распевая песни.
— Ну и как? Пришел ответ?
— Нет, прошло два месяца, а ответа так и не было. Вместо этого на деньги, вырученные от продажи оставшегося клочка рисового поля, тот фермер перевез все свое семейство из провинции в Сеул, где они и затерялись… Этот бедняга так рассуждал: «Разве существует что-то невозможное для такого бедолаги, как я, который был готов даже собственный глаз продать?»
А потом эта девушка добавила:
— Я тогда впервые осознала, что это за город такой Сеул, а также с какими людьми бок о бок нам впредь предстоит выживать в этом самом городе. Может, конечно, они — эти приезжие — выглядят глупыми и наивными, но сколько в них самоотверженности! Ради своих детей готовы даже с глазами расстаться!!! Именно тогда я решила для себя, что там, где кто-то собирается продать один глаз, я должна быть готова расстаться с обоими! Я подумала, что без такой вот готовности пойти на все немыслимо начинать нашу совместную жизнь.
Собственно из-за этих ее слов я решил, что мы пойдем с ней по жизни рядом. Разумеется, сам себе я пообещал, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы, не дай бог, не пришлось расставаться с этими огромными прекрасными глазами.
ПЕРЕГОВОРЫ МЕЖДУ ЮГОМ И СЕВЕРОМ
Верится с трудом, но даже средь бела дня и по вечерам полный сутолоки рынок Тондэмун с круговертью людей, вещей, пыли и звуков, от которых можно потерять голову, в поздние часы, когда близится время комендантского часа, будто затаивается в ожидании. И мусор, раскиданный в проходах, и хозяева лавок, запирающие входные двери, и еще кое-где освещенные изнутри магазины, а также доносящиеся возбужденные голоса подвыпивших из ближайших забегаловок лишь только подчеркивали поразительную тишину рынка в это время.
Как раз в эти часы тетушка с Чолладо[54], зарабатывающая на пропитание пошивом в арендованном уголке текстильной лавки, возвращалась домой. Всегда так выходит, чем меньше работа оплачивается, тем больше с ней возни. Хозяин лавки господин Ёнсиль вместе с шумными продавцами заканчивали работу и шли домой сразу по наступлении девяти часов вечера, однако тетушка с Чолладо, которая всегда не поспевала с пошивом, требующим множества мелких доделок, оставалась одна в магазине с закрытыми ставнями и стучала на своей машинке вплоть до того времени, пока не приходилось бежать на последний автобус, на который она еле успевала.
