Зарево над Волгой - [28]

Она провела его в комнату. Запахло чабрецом и еще какой-то травой, кажется мятой.

— Ставь свой чемодан да садись к столу. Я как раз собралась завтракать.

— Ты что, одна живешь? — спросил Иван Лукич.

— Сейчас одна. — Татьяна Акимовна глубоко вздохнула. — Отца-то с нами уже нет, похоронили его. Германцы бомбили город, одна бомба упала на тракторный завод, и в сборочном цехе погибли люди, в том числе и наш отец. Врачи сделали ему перевязку, хотели положить в госпиталь, но он отказался. — Татьяна Акимовна передохнула, что-то вспоминая, и продолжила: — Полежал двое суток дома, хуже ему не стало, только в груди болело, говорил, будто камень кто-то положил. И все молчал. Утром я пошла в аптеку, купила лекарство, которое выписал врач, заскочила в молочный магазин за сметаной и скорее домой. Батя наш лежал на кровати и тихо стонал. Попросил дать ему попить. Я дала ему водички, и вскоре он уснул. Пока я варила борщ и жарила котлеты, он и слова не обронил. Окликнула его: мол, что дать поесть? Он молчит. Тогда я подошла к постели, а он уже не дышит. Такая ему смерть вышла. — Татьяна Акимовна снова вздохнула. — Завод помог похоронить его. Ну а тебе я сразу же послала телеграмму в Хабаровск…

— Давай сходим на его могилу? — предложил Иван Лукич, когда выслушал мать.

— Пойдем, сынок.

Она загасила печь. Он спросил:

— А что, моя Кристина все еще в больнице? Кстати, она была на похоронах отца?

Мать помолчала, потом проговорила:

— Да нет, уже выписалась. — Она взглянула на сына, но тут же отвела глаза в сторону. — У матери она живет. После того как весной ты уехал, она ко мне не приходила. На похороны отца она тоже не пришла. По правде сказать, сынок, я не в обиде, что она не пришла.

— Почему? — спросил Иван Лукич. — Ты что, поссорилась с ней?

— Боже упаси, как ты мог подумать такое? — Татьяна Акимовна, казалось, даже обиделась. — У нее, видать, сейчас своих забот по горло. Мать у нее часто хворает, тоже весной лежала в больнице…

«И все же, мама, ты что-то от меня скрываешь, — мысленно возразил Иван Лукич. — Но не беда, я сегодня буду у Кристины и все выясню».

— Кристина тебе в Хабаровск писала? — вдруг спросила мать.

— Нечасто, но писала, а в последнее время писем от нее почему-то не было. А ты к ней не ходила?

— Собиралась, но так и не пошла: то огородом занималась, то ходила в поликлинику, то сама чуток приболела. Отца нет, а без него у меня все из рук валится.

«Ты просто Кристину не любишь», — едва не сказал вслух Иван Лукич, однако сдержался, да и зачем ее волновать? Она и так немало пережила.

Он выпил чаю и начал собираться.

— Куда ты, Ванюша? — спросила мать. — К жене небось?

— Да нет, мама. — Он сурово сдвинул брови. — Пора нам на кладбище, отца проведать. Пойдем?..

На кладбище было тихо. На могиле отца — свежая земля, будто его похоронили вчера. Иван Лукич нагнулся, взял щепотку земли. Она была рыхлой и сухой. К деревянному кресту он положил красные розы.

«Ну вот мы и встретились с тобой, батя, — мысленно говорил он отцу. — Я тебя очень любил, и в то, что тебя нет с нами, не хочется верить. Ты хотел, чтобы я стал командиром Красной армии, и я стал им. Ты хотел, чтобы у нас с Кристиной родился сын. Жаль, что пока твою просьбу мы не выполнили. Но сын будет, батя, я тебе обещаю, и, когда он подрастет, я приведу его к твоей могиле и скажу: «Здесь покоится твой дедушка, герой войны!..» Ты знаешь, что после учебы я пожелал служить на Дальнем Востоке, где довелось сражаться с японцами на Халхин-Голе. Там я заслужил медаль, теперь вот добился, чтобы меня перевели на Сталинградский фронт. Буду сражаться за наш любимый Сталинград, батя, так велит мне долг. Я продолжу твое дело — ты же в Гражданскую сражался за Царицын?.. Прощай, батя. Пусть земля будет тебе пухом!..»

— Ванюша, — прервала его раздумья Татьяна Акимовна, — умер отец тихо, и я бы желала так умереть.

— Мама, что такое ты говоришь? — упрекнул ее Иван Лукич. — Тебе еще жить и жить.

— А ради чего мне жить, сынок? — усмехнулась она, поджав губы. — Внуков у меня нет. Вот разве что ради тебя… Но ты побудешь у меня и уедешь на фронт, и опять я останусь одна, как во поле березка. Одна у меня радость: по субботам хожу в церковь и ставлю свечку за твое здоровье.

Когда они вернулись домой и Татьяна Акимовна стала готовить обед, Иван Лукич сказал, что пообедает позже, а сейчас пойдет к жене.

— Как думаешь, она обрадуется моему приезду? — спросил он. — Может, ты, мама, составишь мне компанию?

— Нет уж, сынок, иди к ней один. — Спохватившись, Татьяна Акимовна добавила: — Ты с ней сам разбирайся, у меня нет времени ходить по гостям. Ты бы поел, Кристина вряд ли тебя накормит.

— А почему не накормит? — насторожился Иван Лукич. — Я ведь ей не чужой, а муж!

«Был мужем, ныне же у нее появился другой, — едва не сорвалось с губ Татьяны Акимовны. — Но мне лучше помолчать. Пусть она сама ему скажет, если совесть еще не потеряла…»

Иван Лукич между тем побрился и, глядя в зеркало, усмехнулся:

— Вот теперь я в форме, мать, можно идти к жене! — Он пригладил волосы.

Провожая его грустным взглядом, Татьяна Акимовна с горечью подумала: «Любит он ее, а она оказалась вертихвосткой…»