«Зарево» на высочине - [5]
В районе Чадца стало ясно — прорваться в Чехию здесь вряд ли удастся. Встревоженные частыми перестрелками с партизанами, гитлеровцы начали постепенно сжимать кольцо вокруг предполагаемой «партизанской зоны». Тогда Фаустов замыслил совершенно неожиданное.
— Пускай фрицы охраняют получше здесь границу. Мы войдем в Чехию там, откуда они не ожидают. Выступаем на север, в Польшу!
С огромным трудом, без продовольствия, уставшие от стычек с врагом, фаустовцы с помощью одного словацкого крестьянина прорвались на север и ушли на территорию так называемого Польского генерал-губернаторства.
А через несколько дней отряд Фаустова оказался у Яблунковского перевала. Впереди станция Мосты, а дальше Чешско-Моравская высочина…
В ПОЛНОЧЬ
К полуночи тронулись в путь. Вызвездило. Пушистый, очень рано выпавший в этом году снег мохнатыми белыми шапками лежал на ветвях деревьев. Морозило. Бесшумными тенями люди с тяжелым грузом за плечами скользили по лесу, сжимая в руках автоматы.
Юрий вдобавок ко всему нес еще и рацию, но идти было нетрудно: тропинка спускалась под гору. Час назад, когда бойцы, пересекшие границу между так называемыми Польским генерал-губернаторством и протекторатом Чехией и Моравией, грелись в доме лесника, невдалеке прошло несколько гитлеровских солдат. Они направлялись к границе, откуда только что пришел отряд. Это встревожило командира. Немцы, конечно, могли заметить свежие следы на снегу и броситься вдогонку. Нужно было к рассвету пройти долину, преодолеть небольшую быструю речушку. Тогда немцы потеряют их след, и разведчики смогут подойти к городу Мосты.
— Не отставать, ребята! Быстрее! — иногда раздавался впереди негромкий голос командира группы капитана Фаустова.
Одиннадцать человек — десять советских бойцов и один словак, — нагруженные взрывчаткой и автоматами, торопились к долине.
За спиной взвилась вверх ослепительно голубая ракета и залила мертвым светом кустарники и склоны горы. Немцы обнаружили след.
— Быстрее, товарищи. Сзади фрицы!
Бежать становилось все тяжелее. Но еще метров пятьсот, и группа пересечет шоссе, затем перевалит через железнодорожную насыпь. Впереди небольшая речушка, снова лес, горы. Там можно скрыться от преследователей.
Вспыхнула еще одна ракета, теперь со стороны речки. Рассыпалась автоматная дробь. Стайка пуль провизжала где-то сбоку. Значит, впереди тоже немцы. Но Фаустов не останавливался.
Кончились кустарники, под ногами темнела дорога. И тут люди внезапно окунулись в плотный туман. Это дымилась на крепком морозе незамерзающая горная речка. Стараясь не отстать от Фаустова, Юрий карабкался вверх по насыпи, больно ударялся о шпалы и рельсы и вдруг кубарем скатился вниз.
Вот и шумящие перекаты горной речушки… Справа, за молочной плотной пеленой, донеслась немецкая речь. Сердитый голос кричал, что нужно не стрелять и повнимательнее слушать. Но тут же затрещали сразу несколько автоматов.
Партизаны остановились. Речка пугала шумом, чернотой.
— За мной! — Фаустов первый бросился в темноту — и оказался по грудь в ледяной воде. Заныло в спине, перехватило дыхание. Командир нащупал рукой скользкую поверхность камня, двинулся к нему… Вот перекат, вот стало мельче…
Черные тени одна за другой бросились в воду. Уже никто не прислушивался к пулеметной стрельбе на склоне горы…
Продрогшие до костей в мокрой одежде, люди отогревались в глухом дубовом лесу у слабо горящего костра, за стеной какого-то разрушенного сарая. Фаустов и Владимир Кадлец, начальник штаба группы, куда-то ушли. После ночного броска через границу тревожное чувство напряженности еще не прошло. Каждый прислушивался к лесному безмолвию, к тоскливому завыванию ветра в ущелье.
Подхватив на острие кинжала полуиспеченную картошку, Юрий принялся медленно жевать. Это были последние запасы, которые удалось раздобыть в одной польской деревушке. Юрий пробубнил:
— Завтра Фаустов даст команду: потуже затянуть ремни, своего брюха не слушать, языком не болтать!
Ладислав Самек собрал с ладони последние крошки сухаря. Он попытался прикрыть своей короткой шинелью колени длинных, как жерди, ног, потом придвинулся ближе к костру.
— Ничего, друзи, пойдем к Русаве — сыты будем. Я там почти все хутора знаю… Може, кнедлики посмакуем.
Второй радист Иван Тетерин мечтательно проговорил:
— Сейчас в баньку бы… Попариться…
— Фриц тебе даст скоро бани — без штанов жарко будет, — отозвался Николай Болотин, вытирая полой шинели ствол автомата. — Там, в долине, наверное, уже наши следы нюхают. Тебе баня, Иван, обеспечена.
— Темнота ты, Коля, нерадиофицированная, — вступился за своего друга Юрий. — Пока фриц нам баню приготовит, Иван уложит немало их в землю. Правда, Ваня? — он шутливо толкнул Тетерина кулаком в бок.
Тетерин поднялся и тяжело зашагал по поляне. Потом сдавленным от ярости голосом проговорил:
— Они еще за нашу Покровку поплачут… И Сундукова им припомним.
Подрывник Саша Данилов, молодой, худенький паренек с миловидным девичьим лицом, проводил долгим взглядом Ивана и начал укладываться на вещмешке со взрывчаткой. Все уже привыкли к тому, что ему всегда хотелось спать. Зато неспокойному и подвижному Борису Жижко, кряжистому пареньку, этот отдых был явно не по душе. Он нарочито ворчливо говорил:
