Запятнанный Даль - [35]

Между тем, при всей убогости «Розыскания», текст его как раз совсем неплохо «сбалансирован». Повествование преследует вполне определенную цель, особого разнобоя в стилистике (в той мере, в какой можно говорить о «стиле» этого не очень грамотного текста) незаметно, в построении есть внутренняя логика. Так, «Вступление» завершается фразой о «тайном учении талмудистов», что служит переходом к следующему разделу: «Талмуд». Озвучив в этой главе расхожие среди юдофобов представления о талмуде, как о враждебной всему прочему человечеству, а особенно христианам, книге с инструкциями о том, как обманывать, грабить и убивать христиан и при этом не попадаться, автор логично переходит к обзору литературы о ритуальных убийствах евреями христианских младенцев. А затем, снова вполне логично, к конкретным случаям ритуальных убийств евреями христиан, почерпнутым из этой литературы. После чего перечисляется 134 случая еврейских «ритуальных убийств», все они расположены в хронологической последовательности и пронумерованы, хотя сведения о них извлечены из многих разрозненных источников на разных языках. Если бы книга представляла собой конгломерат текстов разных авторов, то откуда взялась бы такая стройность?

Сказанное не исключает, что у автора были помощники, подбиравшие материал. Но материал этот обрабатывала, сводила воедино, встраивала в повествование одна рука. Книгу писал человек, знавший, чего от него ждут и старавшийся оправдать ожидания. Этим человеком, вероятнее всего, был глава департамента иностранных исповеданий В.В. Скрипицын, под чьим именем она и была напечатана в 1878 году. Есть предположительные указания на других возможных авторов (В.В. Григорьева, И.В. Каменского, А.О. Пржецлавского), но серьезных аргументов в пользу этих версий до сих пор не приводилось.

Что же касается Даля, то его причастность или непричастность к «Розысканию» наиболее проверяема, ибо его биография изучена, обширное литературное наследие хорошо известно, особенно его «Толковый словарь живого великорусского языка». Как показано в моей работе «Запятнанный Даль», никаких следов легенды о еврейских ритуальных убийствах нет ни в его «Исследовании о скопческой ереси», ни в Словаре, ни в других произведениях. Теперь я могу говорить об этом с еще большей уверенностью, так как не нашел таких следов и г-н Панченко, хотя, надо полагать, очень старался найти.

Эту «странность» он объясняет тем, что «Розыскание» было закрытым документом, не подлежавшим цензуре, тогда как Словарь составлялся для широкой публики, потому опасную тему приходилось обходить из боязни цензуры и административных взысканий. Даль-де вообще привык ходить по струнке, будучи «человеком николаевской эпохи».

Откуда же почерпнул автор статьи эту мысль? В моей работе сказано: ««Исследование [о скопческой ереси]» написано в духе николаевской эпохи». Корректно ли переносить оценку одной казенной работы на все творчество и личность Даля?

6 .

Владимир Иванович Даль (1801–1872) рос и воспитывался в эпоху Александра I, отличавшуюся довольно широким свободомыслием. Он был другом Пушкина и Пирогова, Жуковского и Вяземского, других передовых людей времени. А в николаевскую эпоху много лет провел в бесконечно далекой от центра Оренбургской губернии, где, будучи чиновником особых поручений при генерал-губернаторе В.А. Перовском, пользовался большой независимостью и самостоятельностью, был инициатором многих крупных начинаний, а отнюдь не простым исполнителем указаний начальства. Его литературная деятельность вызывала настороженность властей, приводила к опале, дважды — к аресту. (Из-под второго ареста его с трудом вызволил В.А. Жуковский). Министр Л.А. Перовский (брат В.А.Перовского), высоко ценивший инициативного чиновника, в конце концов, поставил перед ним ультиматум: служить — так не писать, писать — так не служить. Он продолжал служить и продолжал писать.

В 1853 году он завершил работу над книгой «Сборник пословиц», но она была запрещена цензурой, по поводу чего он написал на титульном листе: «Пословица неподсудна». Уже при Александре II, когда цензура ослабла, он добился издания книги, а кроме того включил «нецензурные» пословицы в Словарь, разбросав их по соответствующим статьям.

Даль стал готовить Словарь к печати после ухода в отставку, так что никакие административные меры ему не грозили. Да и время уже было такое, когда, по замечанию Л.Н. Толстого, в России «все переворотилось и только начало укладываться». Гнет цензуры ослаб, озабочена она была противоправительственными изданиями вроде «Современника», «Русского слова» и других, с которыми не могла совладать. А Даль в это время, по экстравагантной версии Панченко, трясся от страха разгневать цензуру неосторожным словцом о евреях!

Что касается высочайшего указа 1817 года, который, по мнению А. Панченко, боялся нарушить Даль, то этот указ относился к следственным и судебным ведомствам. Им запрещалось возбуждать против евреев дела об убийствах христианских младенцев на основе одних предрассудков, а не обычных судебных улик. Никаких данных о том, что этот указ нашел отражение в Цензурных уставах, нет. Да и в самой уголовной практике он нарушался. Велижское дело, как знает Панченко, возникло в 1823 году, то есть еще при жизни Александра I, и затем тянулось 12 лет. А в 1853 году стало раскручиваться аналогичное дело в Саратове, которое позднее — уже в либеральные времена Александра II — окончилось обвинительным приговором. Несмотря на веские доказательства невиновности подсудимых, государь приговор утвердил. Он же из своих средств финансировал издание Словаря Даля, полагая его важным общенациональным делом. Как видим, то, что в Словаре нет намеков на еврейские ритуальные убийства, никак не может быть увязано с трепетом перед начальством.