Запретный рай - [52]

— Он сам выбрал свою судьбу, — сказала Моана и отвернулась.

Атеа доставили на берег, в тюрьму, и над ним состоялся показательный суд, в чем не было особой нужды, так как приказ о повешении вождя с Хива-Оа был подписан еще прежним губернатором.

На Нуку-Хива шли приготовления к казни. На возвышении была построена большая виселица. Одновременно нескольким туземцам было приказано заманить в лагуну одну из крупных акул: для этого Питоле не пожалел свиной туши.

Морис Тайль наведался к отцу Гюильмару, а тот, в свою очередь, отправился к губернатору. Однако Питоле не захотел беседовать со священником об акульем цирке и гладиаторских боях. Отец Гюильмар побывал и в тюрьме, где предложил Атеа исповедоваться и причаститься перед смертью. Вождь коротко, но твердо отказался.

Через несколько дней капитан узнал, что акула заперта в лагуне. Местных жителей предупредили о том, чтобы они не совались в воду. Многие ходили посмотреть на пленницу, но, несмотря на прозрачность воды, на глубине она была почти незаметна.

Хотя губернатор запретил кормить акулу, Морис, не выдержав, бросил в лагуну дохлую крысу, и ему посчастливилось увидеть огромный треугольный плавник и длинную темную тень, наводившую ужас.

В день казни все было таким, как и прежде: теплое дуновение пассата, большие волны, разбивавшиеся об ожерелье коралловых рифов, кокосовые пальмы, склонившие к воде свои развесистые кроны. Губернатор сидел в кресле, которое стояло на специально построенном постаменте. По правую руку от него расположились Буавен и Менкье, по левую — Морис Тайль и Моана. На берегу было много вооруженных солдат. Местные жители толпились поодаль.

Моана оказалась единственной женщиной в компании мужчин. Капитан объяснил губернатору, что она содействовала установлению власти белых на Тахуата, и тот небрежно махнул рукой, позволив ей сидеть рядом с Тайлем. Не последнюю роль сыграла и красота девушки, хотя, дабы не приковывать к себе мужские взгляды, Моана завернулась в пеструю ткань, целомудренно прикрывавшую и грудь, и плечи, и ноги.

Привели Атеа. Он не двигался и молчал. Ветер перебирал его густые волнистые волосы, по гладкому смуглому телу пробегали солнечные блики, а большие глаза были мрачны и печальны.

Морис заметил, что молодой вождь смотрит поверх их голов, на холмы, на небо, которое он видел в последний раз.

Приказав подвести пленника поближе, губернатор обратился к нему:

— Я знаю, что ты отказываешься разговаривать с нами, Атеа, и все же, полагаю, тебя заинтересует то, что я скажу. Я предлагаю заменить казнь через повешение на кое-что другое. Но прежде хочу спросить про ожерелье из акульих зубов у тебя на груди. Ты сам убил всех этих тварей?

Морис не ожидал, что вождь ответит, однако тот сказал:

— Нет. Большинство из них поймали мои предки.

— И все же у тебя есть опыт сражения с акулами? Ты не боишься их, ведь так? Я наслышан о твоей храбрости и сверхъестественной силе, которую почитает ваш народ.

Атеа молчал, и тогда Питоле продолжил:

— В этой лагуне заперта серая акула. Не три и не две, а всего одна. Это справедливо. Полагаю, она достаточно голодна, чтобы напасть на человека. Если тебе удастся победить это чудовище, я обещаю пересмотреть приговор.

Атеа смотрел на него полубезумным от надежды и муки взором.

— Вы отпустите меня на свободу?

— Наивный дикарь, — тихо произнес Питоле, после чего громко выкрикнул: — Да, ты получишь свободу! — И вновь перешел на шепот: — В своем полинезийском раю.

Полинезиец размышлял не более нескольких секунд.

— Я согласен.

— Я знал, что ты не испугаешься.

— Я должен справиться с акулой руками, закованными в цепи? Без оружия? — в его вопросе не было и тени иронии.

Питоле любезно улыбнулся.

— Разумеется, нет. Снимите с него оковы.

Когда это было сделано, губернатор бросил Атеа кинжал.

— Держи! Как видишь, я на твоей стороне.

Морис заметил, каким безукоризненно точным и ловким движением молодой вождь поймал оружие, сколь уверенно сомкнулась его ладонь вокруг костяной рукоятки. Атеа сразу сделался сильнее. Мана заиграла в нем, словно солнечный свет в сердцевине драгоценного камня.

В этот час в лагуне почти не было волнения: волны разбивались о внешнюю часть рифа. Были хорошо видны как мертвые тела кораллов, скрепленные и сцементированные известковыми водорослями и устилавшие дно, так и красные, розовые, желтые и оранжевые кружева полипов, живущих колониями ближе к поверхности.

Когда Атеа вошел в воду, Питоле сделал знак солдатам, и те бросили следом небольшой кусок свежего мяса. И тогда все увидели акулу. Проглотив жалкую подачку, она плавала кругами и всплескивала хвостом. Тайлю казалось, что он может разглядеть даже лоснящуюся голову и маленькие злые глаза.

Серая хищница была огромна. Пятнадцать, а может, и все двадцать футов. Морис закрыл глаза. Он не сомневался в том, что вскоре прозрачная вода лагуны обагрится кровью. Кровью Атеа.

Несколько сотен расположенных тремя рядами зубов в пасти акулы — и один-единственный кинжал. Покрытая твердыми и острыми чешуйками шкура чудовища — и обнаженная кожа человека. А еще большой вес, растягиваемая до невероятных размеров пасть, великолепное обоняние и удивительная маневренность хищницы.