Запретный плод - [32]

Они уселись на мягкие покрывала, которые захватили из дома, и Фред принялся выкладывать из корзины фрукты и свежие бутерброды, за ними последовала пузатая бутылка с вином. Солнце играло в волосах и на плечах виконта, и Флоренс без стеснения любовалась его безупречной одеждой и неторопливыми движениями. Сама она надела то старое платье, в котором приехала из Кезика, и тихо радовалась, что не должна ни перед кем отчитываться за свой вид.

Ее спутник открыл вино и подал ей прохладный бокал. Сам он улегся на живот подле нее и надкусил розовый персик. Рукава рубашки он закатал, боясь испачкать их соком. Флоренс могла смотреть на него часами. У него был греческий профиль, как на старинных монетах, и сильное тренированное тело. Он лежал и неторопливо жевал, иногда отпивая из бокала, и солнечные лучи, проникавшие сквозь заросли акации, светлыми пятнами плясали на его рубашке.

Сегодня он говорил мало, все чаще бросая на Флоренс странные взгляды, словно что-то прикидывая в уме. Девушку всегда удивляло то, что он не был очарован ею, но почему-то гордился и наслаждался ее обществом. Возможно, сестры Уэйнрайт были правы относительно его увлекающегося характера. Что ж, тем лучше. Флоренс не собиралась завоевывать сердце Фреда и радовалась тому, что с ним так легко дружить.

– Даю пенни за твои мысли! – неожиданно хмыкнул Фред и быстрым движением сорвал с нее соломенную шляпку, швырнув ее на траву. – О чем ты думала?

– Я? Я просто счастлива, – улыбнулась Флоренс. – Ты даже не представляешь себе, как хорошо сидеть вот так в тени акаций и не чувствовать удушающих объятий французского корсета!

Фред ухмыльнулся и принялся деловито рисовать круги на покрывале.

– Я по-джентльменски притворюсь, что не слышал твоего признания, – заявил он.

Флоренс засмеялась, запрокинув голову. Действительно, что это с ней? Впрочем, только Фреду она могла пожаловаться на столь интимную тему. До чего же с ним легко! Девушка коснулась пальцем его плеча:

– Можно тебя кое о чем спросить?

– Конечно, – ответил Фред, переворачиваясь на спину, чтобы лучше ее видеть.

– Это личный вопрос. Ты не обязан отвечать. Он может навеять тебе грустные воспоминания.

– Я все равно разрешаю его задать.

Флоренс отставила бокал с вином, и теперь он выглядывал из травы, чуть покосившись на один бок.

– Я слышала, что твои родители умерли, когда вам с... Эдвардом было совсем мало лет. Как это произошло? – Она запнулась, говоря о графе, но Фредди не обратил на это внимания.

– А, вот ты о чем! – Он закрыл глаза и чуть улыбнулся. Похоже, вопрос не показался ему бестактным. – Родители отправились в Египет – обоим безумно хотелось увидеть пирамиды. Кто-то из пассажиров судна подцепил желтую лихорадку, и на обратном пути разразилась эпидемия. За то время, пока ждали врачей, погибло двадцать два человека. Наши родители были в числе заболевших. Мать ухаживала за больными, ей даже удалось нескольких спасти, но лихорадка не пощадила ее. Думаю, что отец мог бы гордиться ею. Но он тоже погиб.

В его голосе Флоренс расслышала грустные нотки. Ей захотелось сказать слова утешения, но она поняла, что это будет лишним. Почему он сказал, что отец мог гордиться женой, так неуверенно? Разве мог он быть в гневе на нее за излишнее милосердие? Что за человек он был?

– И после этого Эдвард стал твоим опекуном? – спросила Флоренс, опустив глаза и увидев небольшую зеленую гусеницу, взбиравшуюся по подолу платья. Девушка сняла ее и отбросила прочь.

– Нашим опекуном стала тетя Ипатия, потому что Эдварду было всего семнадцать, а мне и того меньше – двенадцать. Но я понимаю, что ты имела в виду. Мой старший брат возился со мной и беспокоился за меня. Но он вел себя так еще до смерти родителей. Я не знаю никого, кто так ответственно относился бы к роли старшего брата. – Фредди улыбнулся воспоминаниям, а затем вновь посерьезнел. – Знаешь, ведь наш отец был очень суровым и требовательным человеком. Иногда он бывал по-настоящему жесток к своим близким. Таким же был и дед. Поговаривали, что наш прадед был расточительным мотом и чуть не пустил все состояние Грейстоу по ветру. Чтобы вернуть роду былое великолепие и богатство, наши родители должны были много работать и были требовательными к себе. Возможно, поэтому отец был так суров к нам. Но что бы ни случилось, Эдвард всегда приходил мне на помощь, всегда готов был защитить меня от гнева отца.

Фредди оперся на локоть и накрыл ладонью руку Флоренс.

– Хочешь, я расскажу тебе кое-что про Эдварда? Это очень добрая история.

Флоренс совершенно не хотелось слушать рассказы про старшего брата Фреда – мысли о нем и так постоянно тревожили ее, – но отказ прозвучал бы странно, и она кивнула, соглашаясь.

– Почему бы и нет, расскажи.

– Ты наверняка не знаешь, что поместье Грейстоу выстроено на берегу озера. В самой его середине есть чудесный остров, на котором гнездится стая черных лебедей. Каждый год они возвращаются на остров, и наша семья считает их прекрасным украшением фамильного парка.

– Черные лебеди? Черные? – удивилась Флоренс.

– Да, – кивнул Фред. – Сказать по правде, это очень шумные и суетливые создания, но красивые и грациозные. Да и рассказ вовсе не о них. Когда Эдварду было семнадцать, отец вбил себе в голову, что его старший сын должен научиться плавать. Он отвез его на лодке в самый дальний конец озера, к глубоким омутам, и столкнул в воду. Эдвард, конечно, камнем пошел ко дну. Когда отцу показалось, что сын достаточно наглотался воды, он вытащил его, дал прокашляться и отдышаться, а затем снова вытолкнул из лодки.